Николай рубцов. Дом в емецке, в котором родился рубцов Поэт николай рубцов биография

«Андрей, Рубцов – это океан,
мы отхлебнули от него чуть!»
Вячеслав БЕЛКОВ (автограф)

3 января високосного 1936 года в пятницу, посреди самой строгой недели Рождественского поста, явился миру Николай Рубцов. Родился он в селе Емецк Северного края.

Давний спор Архангельска и Вологды кому из них считать Рубцова своим досточтимым земляком разрешается очень просто: и тому, и той – оба города в обширный Северный край и входили. В автобиографиях поэт место своего рождения естественно всегда указывал «с. Емецк Архангельской области», но местом зачатия его является Вологда. Семья Рубцовых перебралась в Емецк за три месяца до рождения очередного, как теперь окончательно выяснилось, – пятого ребёнка.

Ещё не родившийся, но уже живой Рубцов (пока без имени Николай) отправился в первую свою поездку по стране, даже очень похоже, что в первую северную «ссылку». Есть веские основания полагать, что многодетная семья Рубцовых стронулась из Вологды не совсем по доброй воле, а в силу чрезвычайных обстоятельств.

Своим рождением в провинции Николай Рубцов подтвердил извечное правило: выдающиеся поэты в России рождались в основном в провинции и по усадьбах, и почти всегда осенью. (Исключение как всегда Пушкин.) Рубцов тоже оказался в некотором смысле исключением из этих правил, родившись зимой, и даже не просто в провинции, а в таёжной глухомани Русского Севера.

Но – Емецк так Емецк. И знать бы не знать, а где же находится это село в нынешней Архангельской области, которому довелось стать родиной замечательного поэта. По географическому местоположению Емецк – почти самый центр области, хотя бы её западной части. Стоит село на левом берегу реки Емцы, почти при впадении той в Северную Двину.

В Емецке Коля Рубцов пережил первое серьёзное испытание в своей жизни. Лето 1936 года оказалось на Русском Севере катастрофически жарким, многие температурные рекорды которого заново побиты только в приснопамятном 2010 году. У Александры Михайловны начался мастит («закипало грудное молоко»), младенец Николай вечно недоедал, заходясь в истошном крике. Надо думать, что Коля тогда впервые побывал на грани жизни и смерти.

Старшая сестра Надя носила братика на руках по Емецкому лугу, чтобы не утомлять соседей по дому его криком. Но и на улице было тяжко: всюду набрасывался таёжный гнус и мошкара, спастись от этой напасти не представлялось возможным. Вероятно, нервный стресс, испытанный тогда Колей, сказался на его начальном физическом созревании, ибо многие запомнили его мальчиком излишне тщедушным и совсем уж низенького роста. Да и в зрелые лета Николая Рубцова богатырём никто не называл, хотя здоровье он во время службы на Северном флоте явно выправил до хороших кондиций.

«Емчаком» Николай Рубцов являлся всего двадцать месяцев. Так и осталось тайной: побывал ли он в Емецке в зрелом возрасте? Местный краевед Татьяна Минина считала, что был «только один раз и всего один день». Правда, год приезда так и уточняется. А побывать в Емецке Рубцов мог в 1965 или 1969 году, когда в Архангельске выходили его сборники и он приезжал туда за гонораром, а «крюк» от Архангельска до Емецка совсем ближний, всего лишь несколько часов на теплоходе.

При желании Рубцов мог легко найти родовой дом на бывшей улице Емецкой, 17-а (именно тут по данным паспортного стола была прописана с октября 1935 года семья Рубцовых), хотя дом к тому времени уже значился по улице Горончаровского, 57. Но памятной доски: «В этом доме 3 января 1936 года родился поэт РУБЦОВ Николай Михайлович» на нём тогда ещё не установили.

Тут надо сделать вот какое уточнение. Из воспоминаний Галины Шведовой (Рубцовой) выходит, что Николай появлялся на свет в роддоме. Всего скорей Галина Михайловна запомнила момент торжественной регистрации в поселковом Совете, а вот родился Николай всё-таки дома, и роды принимала Раиса Николаевна Рубцова, сама многодетная мать, и местная повитуха, которую емецкие старожилы запомнили как «бабку Устинью».

Мог Рубцов найти и соседей по родному дому – семьи Поршневых и Федоровцевых, но едва ли у него были хоть какие-то зацепки памяти сделать это. Из очерка краеведа Татьяны Мининой выясняется, что емчане припомнили семью Рубцовых и через сорок лет: «По воспоминаниям Александра Ивановича Поршнева и Нины Алексеевны Худяковой (Федоровцевой), жили семьи спокойно и дружно. Нина была одного возраста с Галей Рубцовой. Девочки дружили, играли вместе. Тёти Саши (матери Рубцовых), – вспоминала Нина, – не боялись, она только просила потише бегать, любили мы в прятки играть, ползали под кроватями и столами. Но как только приходил отец, наступала тишина, они боялись его, и Нина моментально убегала домой. А Рубцов-старший, придя домой, заводил сразу патефон. Нина вспоминает, что её мама говорила: «Опять завели патефон, наверное, Михаил пришёл домой». Потом они навспоминали и другие подробности. Не густо, понятно, но для успокоения своей исторической совести Рубцову вполне бы пригодилось (выражение для успокоенияисторической моей совести употребил Пушкин в письме к Бенкендорфу, прося допустить его в архив для ознакомления с пугачёвским «делом», а попутно разыскать новые данные о своей родословной).

Последний раз в воспоминаниях о Рубцове Емецк возникает в связи с пребыванием поэта в Архангельске в октябре 1970 года на выездном секретариате Союза писателей РСФСР, посвящённом литературе Русского Севера. Он в составе писательской делегации побывал в Холмогорах, чтобы почтить память Михаила Ломоносова. Тогда на вопрос земляка-северянина, литературоведа Александра Михайлова, не собирается ли он заехать на свою родину, Николай ответил: «На этот раз – нет. Но поеду туда непременно, тянет, как птицу к своему гнездовью. Вологда дала мне приют, согрела мое сиротство, а тут я появился на свет, первый раз на землю ступил...», по-видимому, надеясь установить с малой родиной тесные связи.

И всё-таки… «Николай Михайлович Рубцов родился всё-таки не там, где ему было уготовано природой. – По-своему справедливо писал Вячеслав Белков. – А мать-природа готовила это место долго и старательно. Она пестовала лес и поле, шлифовала холмы и горушки, пустила между ними речку с чудесным названием Стрелица. Сыпнула из горсти веселых птиц и мелкого зверья, подвесила в небе грозного ястреба, который нехотя кружит над этими местами, выискивая полевую мышь или ещё какую добычу. А ветерок прибежал сам собой, и тропинки извилисто пролегли с горки на горку, от реки к лесу. По одну сторону речки – Спасская церковь, венчавшая и крестившая русских крестьян, предков поэта. По другую сторону – срослись на угоре две деревни, Самылково и Денисково. Почти каждый дом был – как крепость семейная – велик и красив. Неповторимые северорусские скаты крыш, венцы. Здесь и было в недавнюю старину, как говорится, полдеревни Рубцовых!»

Прежде всего, благодаря Вячеславу Белкову, и начались поиски сведений о стародавнем крестьянском роде Рубцовых. Самые глубокие его корни уже разысканы до пятого-шестого колена, и если Самылково – «полдеревни Рубцовых», то очевидно, что фамильные традиции здесь складывались не одно столетие. Вячеслав Белков сообщал о родовых связях Николая Рубцова следующее: «У Андриана Васильевича и Раисы Николаевны Рубцовых было пятеро (по другим данным – семеро) детей: Николай, Михаил (будущий отец поэта), Анна, Александра, София… Михаил женился, стал работать к сельпо продавцом, грамотный был. Жили Рубцовы в зимовке, средств не хватало…»

Теперь о родовом древе Рубцовых и Чекалёвых, Рычковых и Тюрниных известно много больше, но не понять уже никогда главного: а что за люди были прародители Николая Рубцова, что их так удерживало в пределах Биряковской волости Тотемского уезда не одну сотню лет? Но отчетливо разумеется только, что многовековая укореннёность в родную землю создавала крепкую традицию бытования на земле своих прадедов.

Предки Рубцова не являлись крепостными, а были приписаны в казённую ведомость, то есть считались «государственными крестьянами». По закону государственные крестьяне рассматривались как «свободные сельские обыватели». Им было разрешено вести розничную и оптовую торговлю, открывать фабрики и заводы. Прадеды Рубцова не обладали хозяйственной жилкой, раз никто из них не стал «владельцем фабрик и заводов». Надо полагать, что они вели обычное натуральное хозяйство, обрабатывая скудные десятины «отрубленной» земли своим трудом. После революции 1917 года Рубцовы считались бедняками, то есть недвижимого имущества практически не имели.

Скудные сведения, дошедшие до нас, в частности, об Андриане Васильевиче Рубцове, деде поэта, говорят о том, что это был умный человек, углублённый в себя созерцатель людей и природы. Был он «худенький, черноватый-черноватый, сидит, бывало, на приступочке, когда мимо молодёжь на погулянку идёт. Всё сидел, наблюдая за всем, что вокруг делается, всё замечал… Иногда его поведение казалось странным, не как у всех соседей по деревне». Таким его запомнила дочь Софья Андриановна Рубцова.

Есть веские основания полагать, что прародители поэта не особое значение предавали «хлебу насущному», а больше думали о своих душах. Все в земной жизни обретались глубоко религиозными людьми, а подлинную приверженность православной религии и воцерковленность (судя по опыту наших дней) можно прививать чаще всего с младенческих лет. И раз мать Николая Рубцова пела в церковном хоре, то тексты канонических песнопений она вряд ли заучивала преднамеренно, а знала их с детских лет, повторяя за взрослыми. Бытовало семейное предание, что и жену для своего сына Михаила Раиса Николаевна Рубцова присмотрела в храме Рождества Пресвятой Богородицы села Спасское, обратив внимание на истовую миловидную прихожанку Сашу Рычкову из соседней деревни Логиново.

А другой стороны, что очень похоже, предки Рубцова существовали в стихии русского народного фольклора, являясь непременными участниками сельских игрищ и обрядов. Известный собиратель северного фольклора Николай Шашуков из села Чучково, соседнего с родиной прадедов Рубцова, многие годы собирал и изучал тексты обрядовых песен Присухонской стороны и всегда поражается их многообразию, запечатлевшему все стороны бытия северного крестьянина от рождения до самых печальных дней. Доподлинно известно, что всевозможный фольклор знала бабушка Рубцова – Раиса Николаевна Рубцова. Она многие годы жила в семье Михаила Андриановича, в том числе в Емецке и в Няндоме, и уж наверняка напевала колыбельные младенцу Коленьке Рубцову.

Раису Николаевну надо полагать своеобразной «Ариной Родионовной» для будущего поэта. И понятно, что если фольклор передавался из уст в уста, а чаще всего и по семейным преданиям, то в семьях Рубцовых и Рычковых были и ещё кто-то прежде, кто этот фольклор превосходно знал. Об этом же говорят и несомненные творческие способности Александры Михайловны и Михаила Андриановича Рубцовых.

Одной из семейной традиций северного крестьянства можно считать и передачу имени по наследству. Но имя Николай не прописано родовым по линии отца. Зато здесь встречаются Данил, Лев, Иосиф, Филосов, Аполлос, Андриан… Вероятно, такие имена соответствовали православным святцам, то есть давались по дате рождения, но сам выбор подобных имён сообщает нам о том, что имена не несли привязки по «наследству».

Иное дело по линии матери, где новорождённых чаще всего называли по семейной родословной. Пятого ребёнка в семье Рубцовых всего скорее назвала мать Александра Михайловна. Её родного дядю звали Николай Семёнович Рычков (правда, у Михаила Андриановича был старший брат Николай, но в 1936 году он был ещё жив, поэтому едва ли пятого сына назвали в его честь).

Тут же попутно надо разрешить застарелый спор о том, можно ли называть Рубцова «крестьянским поэтом»? Некоторые исследователи слишком упирались в «деревенскую» тему в творчестве поэта, ведя эту традицию от Алексея Кольцова и Спиридона Дрожжина, которые в истории литературы и остались крестьянскими поэтами . Кому-то кажется, что предшественниками Рубцова являются Сергей Есенин и «новокрестьянские» поэты 1920-30 годов.

Правильней всего называть Николая Рубцова «крестьянским сыном», хотя официально он родился в семье «совслужащего» (советского служащего) и домохозяйки, правда, крестьянское происхождение которых не вызывает сомнения.

Семейную стезю длинного крестьянского рода Рубцовых пресекает Михаил Андрианович, устроившись продавцом в лавку сельхозкооперации, в 1912 году закончив «двухклассное министерское училище» в селе Спасском («грамотный был»). Некоторые исследователи жизни Рубцова (Н.Коняев, Ф.Раззаков) отчего-то сильно невзлюбили Михаила Андриановича, называя его «предателем» и даже «подлецом», бросившим на произвол судьбы пятого сына.

Но, во-первых, а это доподлинно известно из воспоминаний близких, Николай Рубцов больше походил как раз на отца (ну и на деда тоже), а не на мать и внешностью, и многими чертами характера. Одно это должно бы заставить присмотреться к Михаилу Андриановичу попристальней (генная память хотя и представляется неким фантомом, то есть призрачной и таинственной субстанцией, но наука генетика не сомневается в том, что наследственные признаки передаются от отца и матери, дело только в доминантных пропорциях этих признаков от того или другого родителя). «Можно только предположить, – отмечал один из биографов Рубцова Сергей Багров, – что умением вдохновляться и вдохновлять, зажигательным смехом, жестами, мимикой и походкой Коля скорее похож на отца. А задумчивой грустью глубокого взгляда густоресничных коричневых глаз, добротой и отзывчивостью души, ранимостью чувств, сострадательной нежностью и способностью радоваться за тех, у кого сегодня успех, несомненно – на мать».

Во-вторых, в судьбах отца и сына есть существенная взаимосвязь, которую на поверхностный взгляд не выявишь, но забывать о которой не следует. А эта взаимосвязь выразилось в «бунтарском духе» и в «охоте к перемене мест», отличавших того и другого.

Родился Михаил Андрианович Рубцов 12 сентября 1899 году в Самылкове. Николай Коняев справедливо полагая, что это «типичный ровесник века» (теперь уже двадцатого), почему-то отказывает ему вправе иметь общественно-значимую биографию, видя Михаила Рубцова, предположим, только сельским лавочником или купцом (кем он, кстати, и стал в советское время). Закончив в 1912 году начальную школу, он помогал родителям по личному хозяйству, а, всего скорее, что и просто нанимался батраком. Октябрьская революция 1917 года, понятно, значительно повлияла на его дальнейшую судьбу. В 1919-21 годах Михаил Рубцов служил в Красной Армии, даже успел повоевать на Западном фронте бесславной советско-польской войны.

Насмотревшись ужасов войны, Михаил Андрианович вернулся в родовой дом в Самылкове, чтобы продолжать размеренно-спокойное бытование русского крестьянина. Он рано женился, первый ребёнок в семье появился в 1922 году. Девочку назвали Надежда. Уже говорилось о том, что старшая сестра четыре года была своего рода нянькой для брата Коли.

По возвращению домой у Михаила Рубцова начался «бунт» против заведённого в его роду порядка вещей и бедности своей семьи. Он (предположительно) оканчивает школу счетоводов в Тотьме (или в Кадникове), ибо в воспоминаниях родных речь идёт о бывшем уездном городе. Он бросает подёнщицу батрака, устроившись в лавку сельхозкооперации. Наконец, он проявляет настойчивую инициативу, чтобы вступить в ВКП (б), что сельскому «лавочнику» сделать было невероятно трудно. Но Михаил Андрианович справедливо предполагал, что членство в партии откроет перед ним новые возможности в жизни. В 1929 году продаётся и родовой дом в Самылкове. Михаил Рубцов с семьёй пускается в двадцатилетнее странствие, завершив их только с постройкой собственного дома в начале 1950-х годов на улице Республиканской в посёлке Ковырино Вологды.

Как говорится, «пути божьи неисповедимы». Пока все биографы Николая Рубцова прошли мимо того факта, что дорогу в село Никольское… проторил ему отец! С 1929 по 1931 год М.Рубцов работал завторготделомТолшменского районного общества потребителей. А центром этого района тогдашние власти «назначили» село Устье Толшменское (сейчас село Красное), имевшее пристань на Сухоне, на которую потом много раз и приезжал поэт на пути в «деревню Николу».

Только самые дотошные краеведы Вологодчины смогут ныне разъяснить, почему именно так районировали Вологодский округ Северного края. Но с огромной долей достоверности нужно предположить, что село Никольское, к тому же – бывший волостной центр, находящееся всего в 25 километрах от райцентра, значилось на особом счету у заведующего торговым отделом М.А. Рубцова. Ибо там была кооперативная лавка, пекарня, маслобойня, наверняка совершались у местного населения закупки ягод, грибов, скобяных и кожаных изделий. Выходит, что всего лишь за двенадцать лет до пятого сына отец уже пообжил те места, которые станут потом для Николая Рубцова почти родными.

В 1931 году Толшменский район расформировали, а поэтому село Никольское в дальнейшем и зафиксировано в составе Тотемского района. А семью Рубцовых уже понесло «ветром эпохи». В 1931 году семья обосновывается в Вологде. Здесь Михаил Андрианович смог повысить образование; встал на учёт в горкоме ВКП(б) (по семейным преданиям: «ярый был коммунист»); поучился в совпартшколе; послужил в учебном подразделении командиров запаса РККА (на Великую Отечественную войну он ушёл в звании старшего политрука, то есть младшего офицера). А ведь это – полуграмотный крестьянский сын, который до 30 лет провёл в замкнутом пространстве достаточно глухой вологодской деревни. Можно смело предположить, что отец Рубцова обладал какими-то неординарными способностями по части устройства жизни своей семьи и сильными личностными качествами.

Первые вологодские годы остаются самыми загадочными в истории семьи родителей Николая Рубцова, и прежде всего в жизни Михаила Андриановича. А они в чём-то повлияли и на судьбу будущего поэта, в частности, предопределив место его рождения. Версий на этот счёт несколько, но нижеследующая вологодским краеведам представляется наиболее вероятной.

Дело в том, что устроившись в ОРС (отдел рабочего снабжения) «Леспромсоюза» (после войны – «Вологдалеспром»), Михаил Рубцов обзавёлся тесными связями с начальниками тыловых служб воинских частей 10-й дивизии РККА, расквартированной тогда в Вологде (интенсивная торговля лесом или изделий из него никак не могла пройти мимо начальника ОРСа). Да и со снабженцами других ОРСов тоже, в небольшом городе хорошо знавших друг друга и связанных круговой порукой. А это и была, выражаясь современной терминологией, «торговая мафия» тех лет.

В 1935 году начались первые массовые «чистки» так называемого «большого террора» как следствие убийства 1 декабря 1934 года Сергея Мироновича Кирова. В Вологде репрессивные «чистки» прежде всего и коснулись командного состава частей 10-й дивизии. У Михаила Андриановича хватило ума и жизненного опыта понять, что его связи с военными снабженцами (и другие «торгово-мафиозные» связи тоже) не останутся без внимания следственных органов местного ОГПУ. Он «отправил» себя (и будущего сына Колю в утробе жены) от греха подальше в Емецк в добровольную «ссылку», наверняка опираясь на помощь какого-то влиятельного покровителя: очень уж гладко и своевременно получались у него перемещения по службе, и, в общем-то, как бы теперь сказали, на должности «хлебные».

Однако «рука советского правосудия» до Михаила Рубцова всё-таки дотянулась. В январе 1938 года его арестовали уже в Няндоме, куда опять-таки, словно заметая следы, как-то стремительно отец Рубцова перебрался из Емецка, где у него к тому времени уже наладилась очень приличная работа и были сносные жилищные условия для многодетной семьи, а в Няндоме должность оказалась на несколько порядков ниже.

Конечно, как отмечал Михаил Суров в полемике с Николаем Коняевым, статья УК РСФСР 58-10 – «политическая». Любой «чих» в сторону власти воспринимался как «контрреволюция». И всё-таки экономические правонарушения тоже расследовались по 58-й статье – «производственный саботаж», например. Нет оснований сомневаться, что арест отца Рубцова был вызван какими просчётами (не обязательно, конечно, воровством) по его основной работе, всего скорей – по анонимному «сигналу».

История его освобождения выглядит так же загадочно, как и вся жизнь в Вологде с 1931 года. Пресловутое письмо в адрес 18 съезда РКП(б) едва ли чем-то помогло многодетному страдальцу, хотя сам факт такого письма исключить нельзя. Но, похоже, определяющую роль в этой ситуации сыграло разделение Северного края на Архангельскую и Вологодскую области: архангельским сыщикам не захотелось возиться с бесперспективным «делом», изначальные следы (видимо, через Емецк) вели в соседнюю отныне область. Михаила Рубцова освобождают подчистую, отправив мартовской морозной ночью в одном пиджачке домой. И он явился домой к сестре Софье в Вологде на улице Урицкого,32. Значит, остаток следствия он провёл в вологодском «домзаке» на Советском проспекте Вологды, что косвенно и подтверждает «вологодский» след в его деле.

Или опять за спиной Михаила Рубцова замаячила тень некоего «должностного лица» явно высокого полёта, и, вероятно, именно из военных... Надо хорошо представлять реалии советской жизни накануне Великой Отечественной войны, дабы понять, что даже годичное пребывание под следствием «на редкость честного дознания» (С.Багров) напрочь должны сломать партийную и хозяйственную карьеру отца Рубцова. А у него и дальше продвижение по работе идёт в гору. Уже в 1940 году он оказывается привлечённым к военной службе и строжайшим военным тайнам по линии снабжения, получив назначение на должность начальника военторга запасного полка в посёлке Кущуба Вологодской области. Похоже, Михаил Андрианович и впрямь был семи пядей во лбу, раз его так высоко ценило начальство. Какой-то счастливый везунчик, почти беспримерный для предвоенного времени! Но почему-то ныне представляется, что всю долю счастья, отпущенную на семью Рубцовых, Михаил Андрианович и вычерпал до донышка, оставив своим детям от первой жены только самые крохи.

Как быть с этим: «на войне отца убила пуля»?

В 1942 (или в 1943?) году Михаил Рубцов действительно был направлен на Волховский фронт. Но маршевая рота с политруком Рубцовым, ещё не добравшись до передовой, попала под бомбёжку. Политрука контузило, он получил ранение сзади ниже пояса: подобное ранение в настоящем бою расценивалось бы как попытка дезертирства.

Несостоявшийся фронтовик, подлечившись в госпитале в Вологде на улице Батюшкова, был досрочно демобилизован в 1944 году (до конца жизни отец Рубцова прихрамывал). Каким-то образом оказавшись в посёлке Вохтога, и опять на должности начальника ОРСа местного ЛДК, заново женился, и опять создал многодетную семью – таковой видится главная жизненная установка Михаила Рубцова.

В 1948 году новая семья Михаила Рубцова перебралась в Вологду, но хозяйственная карьера Михаила Рубцова пошла на убыль, на пенсию он вышел простым плотником, а умер в 1962 году от рака желудка. Уже в наши дни (к 50-летию со дня смерти) на Горбачёвском кладбище Вологды восстановлена могила Михаила Андриановича, основательно до этого запущенная. Теперь это не столько знак памяти Михаилу Рубцову, сколько дань уважения вологжан его выдающемуся сыну.

Впрочем, впрочем… В литературе о жизни Николая Рубцова как-то сложилось мнение, что роль отца в судьбе поэта оказалась минимизированной. Но так ли это? Есть что-то глубинное в передаче генной памяти от Михаила Рубцова сыну Николаю (и остальным детям тоже). Михаил Андрианович и его жена Александра Михайловна явно несли в своих душах творческие начала. Оба любили попеть на досуге народные песни и городские романсы, послушать патефон (даже арии из опер!), ходили в вологодские «кино-театры» (так это слово писалось до войны) им. Горького и «Искра», в традиции тех лет устраивали семейные громкие читки художественной литературы, по-видимому, стихов Пушкина и Некрасова, Демьяна Бедного и Маяковского.

Творческие способности от родителей, так или иначе, передались всем детям. Надежда и Галя превосходно пели, Альберт сочинял стихи (даже публиковался в газетах) и хорошо играл на баяне, Борис имел пристрастие к музыке (учился в музыкальном кружке на баяниста), дети Рубцовых сносно рисовали. Ну, и Коля-Николай… Он самоучкой освоил гармонь, баян, гитару, в детдоме и в техникумах являлся оформителем и автором стенгазет (по-видимому, пытался поступить в художественное училище в Ленинграде), а про поэтическое дарование и так понятно.

Нельзя отказать Михаилу Андриановичу Рубцову и в том, что он успел показать своим детям от первого брака пример традиционного семейного уклада. Он был хлебосолен, «душа компании». Даже в Емецке, где семья из семи человек ютилась в двух комнатах, часто бывали гости и постояльцы – сослуживцы отца Рубцова (сообщение краеведа из Емецка Т.Мининой). Всё-таки надо признать, что Михаил Андрианович был широкой натурой, хотя и с известными комплексами выходца из крестьянского сословия, например, «домостроевщиной» и самовластием хозяина дома, явно не огранённые широким систематическим образованием и надлежащим воспитанием.

Понятно, что после отъезда из Самылкова в 1929 году семья всегда была безбытной , живя «на чемоданах» или на «перекладных», всегда поселяясь на служебной или съёмной жилплощади. Но это была настоящая семья! Держалась она до поры до времени на Александре Михайловне, которая искренне и сильно любя мужа, «многое ему прощала».

Пришло время опровергнуть широко гуляющий миф о том, что Михаил Андрианович «забыл» или «бросил» пятого сына, создав новую семью. Ничего подобного! Совсем недавно тотемский краевед Валентина Притчина, исследуя учётную книгу воспитанников Никольского детдома, обнаружила запись, подтверждающую, что сразу после войны Михаил Андрианович посылал запрос в детдом о судьбе сына Коли. По-видимому, он совершил ошибку, простодушно поведав о своей новой семье, и опытная в подобных семейных коллизиях администрация детдома благоразумно решила об этом письме Коле не сообщать, чтобы не обнадёживать мальчика в излишних ожиданиях встречи с отцом, опасаясь глубоких депрессивных состояний подростка.

А обратный ответ администрации на запрос мог и потеряться, ибо сам-то Михаил Андрианович всё время менял места проживания. Более того, по воспоминаниям Галины Шведовой (Рубцовой), Николай был первым из детей («любимчик отца»!), кого отец и начал разыскивать после войны. Да и не мог он быть «подлецом» по отношению к сыну, крестьянская совесть и память о крестьянском роде не позволила бы Михаилу Андриановичу забыть о своих кровных детях.

Теперь уже навсегда останется тайной Николая Рубцова то, что заставляло его, повторимся, с какой-то упорной до фанатизма последовательностью отмечать раз за разом в анкетах: «Отец ушёл на фронт и погиб в том же 1941 году. Вскоре умерла мать…», «Родителей лишился в начале войны», «Поскольку родителей лишился рано, воспитывался в детском доме», «Таковых сведений <о родителях> почти не имею». А это утверждалось даже и тогда, когда как раз сведения о родителях у Рубцова уже имелись достаточно определённые. Догадки на этот счёт возможны, но едва ли они ныне приблизят к истине.

Отцовские гены, однако, сказывались в другом: из многих воспоминаний известно, что Рубцов почти всегда с некоторой завистью отмечал отлаженный домашний порядок и устойчивость семейной жизни своих товарищей, часто при этом сожалея, что у него пока такового порядка не сложилось. Да и две реальные попытки Николая Рубцова (и несколько пробных) создать полноценную семью сами за себя говорят. И показательно – наследственная черта – как внимательно он относился к детям, не только к любимой дочери Лене, но и ко всем другим тоже.

Отец и сын встретились только в марте 1955 года, сохранилось фотография с надписью: «На долгую память дорогому сыночку Коле. Твой папка М.Рубцов. 4 (или 7 – неразборчиво) марта 55 г.». Николаю уже девятнадцать лет, он предстал перед отцом зрелым человеком.А дальше случилось то, что и должно было случиться. Проницательный Рубцов-сын увидел далеко не то, что хранил об отце в своей памяти. Вместо того отца, сильного и строгого, уверенного в себе человека, перед ним оказался полуспившийся старик-инвалид на исходе жизненных сил и здоровья. Возможно, глядя на такого отца, впечатлительный Рубцов представил своё будущее, и это больно покоробило его душу. Собственно, в отце он уже не нашёл той опоры, в которой в тот момент в бытовом плане, вероятно, ещё сильно нуждался. И, быть может, пятый сын понял, что через отца уже не установить те дальние родственные связи, которые Николай как всякий русский человек, хотел бы восстановить. Сын потому внешне и отрёкся от отца, ибо тот обманул его ожидания на этот счёт.

К тому же, что очень похоже, это были слишком «однополярные» личности , чтобы находиться в длительном соприкосновении. И если бы семейная история Михаила Андриановича повернулась как-то иначе, всего скорей, сын рано или поздно всё равно отца бы покинул, чтобы пойти своей дорогой по жизни. Что, кстати, и сделали сестра Николая Галина и братья Альберт и Борис, которые так и не прижились в новой семье отца. Известно последнее письмо Михаила Андриановича к Николаю, посланное ему за месяц до смерти. Уже смертельно больной отец слёзно умоляет сына о помощи, хотя тот едва ли бы смог реально что-то сделать. На похороны отца Рубцов не успел (он был в колхозе с первым курсом Литинститута), но при первой возможности (на девятый или сороковой день) всё-таки в Вологду приехал… Можно считать, что именно так состоялось запоздалое «примирение» отца и сына.

Отношения отца и сына Рубцовых сложились предельно трагично. Но это отражение всей трагедии русского народа, выпавшие на его долю в двадцатом веке. Не вызывает сомнений, что эти отношения значительно повлияли на мировоззренческое становление Рубцова-поэта и, понятно, нашли отражение в его творчестве. Очевидно, что это одна из тайн рубцовского творчества, которую разгадывать ещё и новым поколениям читателей его стихов.

Об Александре Михайловне Рубцовой известно очень немного, а то, что «раскопали» вологодские краеведы, так или иначе уже опубликовано. Она родилась в деревне Логиново Биряковской волости Тотемского уезда 30 марта 1900 года. (Предположительно) окончила Стрелецкую женскую церковно-приходскую школу. Николай Рубцов как-то признавался, что сестру Надю (первую) запомнил отчётливей, чем мать: ««Свою мать почти не помню. Ничего о ней не знаю. Надо будет о ней когда-нибудь порасспрашивать брата <Альберта>». И такое могло быть. Александра Михайловна Рубцова умерла от болезни сердца 26 июня 1942 года, а похоронена (предположительно, точных данных пока нет) на Введенском кладбище Вологды (возможно, вместе с дочерью Надей). Могила её (их) утеряна…

Коля Рубцов навсегда запомнил 26 июня 1942 года: «…Однажды он <брат Алик> пришёл ко мне в сад и сказал: – Пойдём в кино. – Какое кино? – спросил я. – «Золотой ключик», – ответил он. – Пойдём, – сказал я. Мы посмотрели кино «Золотой ключик», в котором было так много интересного, и, счастливые, возвращались домой. Возле калитки нашего дома нас остановила соседка и сказала: «А ваша мама умерла». У неё на глазах показались слёзы. Брат мой заплакал тоже и сказал мне, чтоб я шёл домой. Я ничего не понял тогда, что такое случилось, но сердце моё содрогнулось...». Единственную неточность и допустил Рубцов в рассказе, сообщая, мол, Вологду бомбили. Этого не было, тем более в том квартале на улице Ворошилова, где стоял тогда дом №10, квартал «деревяшек» непременно выгорел бы дотла.

У Коли Рубцова ещё нет ощущения семейной катастрофы, а она уже случилась. События второй половины лета 1942 года – это первый известный «бунтарский» период в биографии Рубцова. А Коле всего шесть с половиной лет! Тем летом случился первый побег из дома. Хозяйка квартиры Ульяновская объявила, что Коля украл продуктовые карточки. Мальчуган убегает из дома и несколько дней где-то пропадает (вроде бы «в лесу под ёлкой», что очень сомнительно; всего скорее примкнул к какой-нибудь группе беспризорников, которые летом обычно устраивали свои «логова» на берегу реки Вологды между штабелями брёвен, есть и такие воспоминания вологжан военного времени).

В том-то и дело, что выстраивая поведенческие модели любого поэта , многие опираются чаще всего только на личный, очень ограниченный житейский опыт, основной ценностью которого обычно является достижение эфемерного «счастья», предположим, – семейного или общественного. Но поэт приходит в этот мир не для житейского счастья («На свете счастья нет…», – снова и снова Пушкин!), а для познания и отражения в поэзии всего объёма земной и космической жизни. Как это и произошло с Николаем Рубцовым.

Не раз говорилось по различным поводам, что детдомовец Коля Рубцов – это человек без детства , достойный либо непомерной жалости, либо постоянной заботы со стороны общества и государства. Это какое-то общепринятое настроение ума по отношению к детдомовцам. Как ведь только их не называли – и «сироты казанские», и «дети подземелья» (по-видимому, по аналогии с популярной тогда повестью Владимира Короленко), и совсем грубо и жестоко – «голодранцы». А вот в селе Никольском было и местное определение, так сказать адаптированное к деревне – «голодные овцы». Наверное, гурьба детдомовцев и правда временами напоминала кому-то стадо овец, опрометью бегущее к хозяйке с куском хлеба в руках – в наблюдательности русскому крестьянину не откажешь.

Трудно судить насчёт «стыдился сиротства», ведь из воспоминаний о поэте известно, что Рубцов рассказывал о своём детдомовском детстве довольно часто, правда, обычно матерям своих товарищей или близким женщинам. Особенно – матерям друзей! Возможно, в этом проявлялся известный «детдомовский синдром»: повсюду искать понимающую, сердобольную душу и хоть как-то попытаться объяснить «погрешности» своего характера и общественного положения.

Более того, если бы Николай Рубцов оказался «человеком без детства», то нам явился бы другой поэт! Просто детство Рубцова как бы раскололось на две зеркальные части, хотя во временной составляющей его биографии оно должно пониматься целостно и неделимо.

Одна «часть» – в многодетной семье со своими трагедиями и горестями, но всё-таки с семейным укладом, с отцовским и материнским приглядом, с заботой сестёр и братьев и других многочисленных родственников (что и говорить, основы личности закладываются до пяти-шести лет, а дальше идёт накопление знаний и опыта). Другая – да, «сиротская», бессемейная, но не лишённая своих плюсов, в частности – глубокого познания многих других людей, отличных по мировоззрению и воспитанию от первоначального круга его семьи и потом ставшими ролевыми персонажами его стихов.

А в случае с Николаем Рубцовым есть и ещё один несомненный плюс: оба его детдома были «вписаны» в окружающую природную среду, что и позволило ему рано почувствовать себя «природным человеком», и что, как справедливо много раз отмечалось, нашло широчайшее отражение в его поэзии. И ещё неизвестно, смог бы Николай Рубцов так глубоко постичь русскую природу, если бы, предположим, остался в Вологде – вроде бы в те годы и «большой деревне», но всё-таки, как и в любом мало-мальски большом городе, в очевидном отторжении от природного начала («город» – на то и город, чтобы от природы «отгородиться»).

Николай Рубцов не забывал своё детство: и «раннее» – в семье, и «позднее» – в детдомах. Вот строки из письма Николая Рубцова 1959 года Валентину Сафонову: «Ночами часто предаюсь воспоминаниям. И очень в такие минуты хочется вырваться наконец на простор, поехать куда-нибудь, посмотреть на давно знакомые памятные места, послоняться по голубичным болотам да и по земляничным полям или посидеть ночью в лесу у костра и наблюдать, как чёрные тени, падающие от деревьев, передвигаются вокруг костра, словно какие-то таинственные существа. Ужасно люблю такие вещи…». «Ужасно люблю такие вещи» – конечно же о детских годах, других «голубичных болот» и «земляничных полей» к тому времени у Рубцова ещё не отмечалось, он вернётся к ним через три-четыре года.

О детдомовской жизни в «деревне Николе» осталось довольно много воспоминаний. Это даже странно: полуголодное детство не должно было принести так много здоровья, что детдомовцы в среднем пожили так много. Но какие-то драгоценные крупицы свидетельств ныне зафиксированы. И теперь можно довольно сносно картину детдомовской «житухи» представить. Это очень важно. Нет сомнения, что там нужно искать многие ключи к судьбе и личности поэта.

Поразительно, но вполне объяснимо, что многие детдомовцы вспоминают о той жизни с известной долей ностальгии. Ещё бы: ведь это их детство! Правда, должно насторожить мнение Анатолия Мартюкова, товарища Коли Рубцова в детдомовские годы.

Вот тот же Анатолий Мартюков: «Трудно человеку из семьи с матерью и отцом понять законы детдомовской общины. Они естественны и обязательны. Дети, родственные по судьбе, крепче сплачиваются, не знают барьера несовместимости. Войди в этот мир с миром и будешь «братом навеки». Злоба и ложь отвергаются, предательство – вне закона. Сожалеют, взрослея, детдомовцы лишь о том, что крепость нитей первой дружбы не прочнее семейных. Детство не часто страдает муками разлук. Только когда-то, позже, бередит воспоминаниями…»

Нельзя отрицать, что автор цитаты попытался определить некоторые общие законы «детдомовщины». Здесь многого не поймешь, если сам не испытал подобного. Хотя, кажется, есть много и надуманного. Поскольку в военные и послевоенные годы было слишком много тех, кто прошёл детдом, то они создали своеобразный миф о своем житье. На самом деле там действовали правила, характерные для любого общежития детей, ограниченного определенными препятствиями для их свободы.

Теперь нужно обратиться к воспоминаниям, которые укажут на некоторые свойства личности ребёнка Коли Рубцова. «Можно ещё долго продолжать подобные воспоминания, но выбрав самые характерные, легко можно представить образ Коли Рубцова-детдомовца. Что это дает? Любые свидетельства о том времени ценны и необходимы исследователю. И они, наверное, многое могут рассказать внимательному читателю, особенно – знакомому с детдомовской средой. Однако не покидает ощущение, что внешние детали, о которых так много вспоминают друзья Николя Рубцова по детдому, не дают полного представления о его внутренней жизни.

Но вполне можно из пестрой мозаики воспоминаний детдомовцев Никольского «приюта» выделить несколько важных моментов. Почти все вспоминают, что Коля был очень впечатлительным мальчиком. Это свойство могло быть врождённым. Трагические события раннего детства, без сомнения, развили такую впечатлительность до сверхъестественности, а это для подлинного поэта наиважнейшее свойство. Другое качество личности Коли Рубцова – отличная память! Нет ничего удивительного в том, что уже потом, в зрелые годы, Рубцов-поэт обходился без черновиков, память всегда служила ему огромным подспорьем и можно не сомневаться в том, что он «унёс» с собой «целый сборник стихов». Надо поверить и в то, что кому-то мальчик Рубцов показался «ласковым» и заботливым. Вероятно, он как-то со временем сумел обуздать свои резкости характера, отмеченные ещё в Краскове. По-иному и быть не могло: пришла пора становления поэта Николая Рубцова.

Так получается, что трудно определить тот момент, когда детство детдомовца Николая Рубцова заканчивается и начинается отрочество. Наверное, это произошло без резких сдвигов в поведении Рубцова-подростка. Какой-то условной границей тут можно считать 1946 год. Коле Рубцову – десять лет, испытаний пройдено много, и наступает такой период в биографии, чтобы начать долгий путь к вершинам поэзии. Именно к этому времени относится и первое достоверное стихотворение «Зима», сочинённое юным поэтом.

Скользят
Полозья детских санок
По горушке крутой.
Дети весело щебечут,
Как птицы раннею порой.

Считается, что это перифраз известного стихотворения Ивана Сурикова «Детство»: «Вот качусь я в санках По горе крутой ...» Но такие впечатления могли быть у любого деревенского мальчишки; можно привести десятки стихов подобного плана. Вот, например, Афанасий Фет: «…Уж теперь не будет спору: За салазки, да и в гору Весело бежать !» – а эти стихи по настроению даже более близки строкам Коли Рубцова, чем у Сурикова. Словом, нет смысла искать «первоисточник» для подражания у юного стихотворца.

А духовно-творческое становление русского поэта Николая Рубцова только начинается…

(Публикуется в сокращении)

Родился 3 января 1936 года в селе Емецк Архангельской области. В 1940 году переехал вместе с семьёй в Вологду, где Рубцовых и застала война. По одним данным, отец Николая, Михаил Адриянович Рубцов (1900-1963), ушёл на фронт и погиб в 1941, по другим данным бросил семью и жил отдельно в Вологде после войны. В 1942 умерла мать, и Николая направили в Никольский детский дом Тотемского района Вологодской области, где он окончил семь классов школы. Здесь родилась его дочь Елена в гражданском браке с Меньшиковой Генриеттой Михайловной.

С 1950 года по 1952 год будущий поэт учился в Тотемском лесотехническом техникуме. Затем с 1952 года по 1953 год работал кочегаром в архангельском траловом флоте треста «Севрыба», с 1953 года по 1955 год учился в горно-химическом техникуме Минхимпрома в г. Кировск (Мурманская область). С марта 1955 Рубцов был разнорабочим на опытном военном полигоне.

С октября 1955 года по 1959 год проходил армейскую службу на Северном флоте (в звании матроса и старшего матроса). После демобилизации жил в Ленинграде, работая попеременно слесарем, кочегаром и шихтовщиком на Кировском заводе.

Рубцов начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава», знакомится с молодыми ленинградскими поэтами Глебом Горбовским, Константином Кузьминским, Эдуардом Шнейдерманом. В июле 1962 года с помощью Бориса Тайгина выпускает свой первый машинописный сборник «Волны и скалы».

В августе 1962 года Рубцов поступает в Литературный институт им. М. Горького в Москве и знакомится с Владимиром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими литераторами, чьё дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в делах по изданию стихов. С пребыванием в институте вскоре возникли проблемы, однако поэт продолжает писать, и в середине 1960-х у него выходят первые сборники.

В 1969 году Рубцов оканчивает Литературный институт, получает первую в своей жизни отдельную однокомнатную квартиру.

Будучи в состоянии алкогольного опьянения, погиб 19 января 1971 (в день Крещения) в Вологде на улице Яшина в доме номер 3, в результате семейной ссоры с начинающей поэтессой Людмилой Дербиной (Грановской), на которой собирался жениться (5 января они подали документы в ЗАГС). Судебным следствием установлено, что смерть наступила в результате удушения. Людмила Дербина была осуждена на 7 лет. Биографы упоминают о стихотворении Рубцова как о предсказании даты собственной трагической смерти.

В своих последующих воспоминаниях и интервью об этом трагическом случае Людмила Дербина высказала гипотезу, по которой смерть Николая Рубцова могла произойти в результате случившегося сердечного приступа. Вполне возможно, что очень сильное эмоциональное переживание и алкогольное опьянение могли этому способствовать.

Похоронен в Вологде на Пошехонском кладбище.

Вологодская «малая родина» и Русский Север дали ему главную тему будущего творчества - «старинную русскую самобытность», стала центром его жизни, «землёй… священной», где он чувствовал себя «и живым, и смертным».

Его первый сборник был выпущен в 1962 году. Он назывался «Волны и скалы». Вторая книга стихов «Лирика» вышла в 1965 в Архангельске. Затем были изданы поэтические сборники «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970). Готовившиеся к печати «Зелёные цветы» появились уже после смерти поэта.

Поэзия Рубцова, предельно простая по своей стилистике и тематике, связанной преимущественно с родной Вологодчиной, обладает творческой подлинностью, внутренней масштабностью, тонко разработанной образной структурой.

Особенной известностью пользуются песни на его стихи , «Я буду долго гнать велосипед», «В минуты музыки печальной», .

О своей поэзии сам Николай Рубцов написал:

Я переписывать не стану
Из книги Тютчева и Фета,
Я даже слушать перестану
Того же Тютчева и Фета.
И я придумывать не стану
Себя особого, Рубцова,
За это верить перестану
В того же самого Рубцова,
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..

19 января 2011 года исполнилось сорок лет, как не стало поэта Николая Рубцова. "Я умру в крещенские морозы", - предсказал он.

Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы

Так и случилось. Напророчил на свою беду...
Жизнь поэта Николая Рубцова трагически оборвалась 19 января 1971 года.

Зима глухая бродит по дорогам,
И вьюга злая жалобно скулит...
Я ухожу до времени и срока,
Как мне судьба постылая велит.

Трудно сказать, каким путем пошла бы поэзия Рубцова, если бы поэт не погиб преждевременно. Несмотря на советское воспитание, он тянулся к вечному, доброму, светлому.

Из интервью с писателем Н.М.Коняевым:

— По воспоминаниям современников, Рубцов часто приходил к полуразрушенному храму и там подолгу о чем-то думал. У него есть такие строки: «С моста идет дорога в гору, а на горе — какая грусть — лежат развалины собора, как будто спит былая Русь».
— Это стихотворение не поэтический вымысел, а абсолютно точная фотографическая картина того, что видишь, въезжая в Николу (место, где родился Рубцов — ред.) . Во всяком случае, еще 5 лет назад это было так. Действительно, там на горе стояла арка, оставшаяся от купольной части храма, который в советские времена был превращен в пекарню. Такая «церквопекарня» получилась. Впечатление не просто ужасающее, оно душераздирающее! Большее глумление над Россией трудно придумать! Поэзия Рубцова — попытка возродить тот разрушенный храм. Когда открываешь книгу его стихов, выстраиваются стены, возносятся купола. Тема храма так или иначе присутствует почти в каждом стихотворении поэта.

Лирическая муза Рубцова воспевала любовь к "тихой моей родине", где светит звезда полей. Где храм старины удивительной, белоколонный. И где матушка молча принесет воды...

Поэт тянулся к свету, добру. Но жизнь Рубцова оборвалась рано и трагически, когда ему было всего 35 лет. Спустя годы вокруг смерти поэта стали создаваться мифы.

Перечитал некоторые статьи о гибели Рубцова. Кое-что из этого под катом: во-первых, объем большой, а во-вторых, просто это грустно и тяжко читать. Кому интересно - почитайте.
Я, например, и не знал, что рязанскому писателю Борису Шишаеву довелось стоять у гроба Рубцова и ужасаться страшному виду...

Известно, что поэт Николай Рубцов погиб 19 января 1971 года во время ссоры с женщиной, на которой собирался жениться.
Эта женщина - поэтесса Дерябина-Грановская - была осуждена за убийство, отсидела 5 лет и 7месяцев, после чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем.
Годы спустя стали появляться статьи, интервью, которые она давал. И в них картина смерти Рубцова была уже иной...

Поэта Рубцова никто не убивал
Официальная версия
Cмерть поэта до сих пор является источником многочисленных спекуляций и совершенно нелепых версий. В окололитературных кругах, например, есть люди, искренне убежденные, что убийство поэта было... ритуальным. Единственное, в чем никогда не было сомнений, - кто сделал ЭТО. Из материалов Вологодского городского суда:
"...Подсудимая познакомилась с Рубцовым Н. М. в 1963 году... В 1969 году, расторгнув брак с мужем, переехала из Воронежа в Вологду и пришла к Рубцову Н. М. Устроившись на работу в сельскую библиотеку, стала встречаться с Рубцовым и вскоре вступила в интимную связь с ним...
8 января 1971 года подсудимая и Рубцов подали заявление о регистрации брака. 18 января 1971 года в течение дня Рубцов распивал спиртные напитки сначала в шахматном клубе, затем в ресторане "Север", а впоследствии на квартире. В 23 часа он и подсудимая остались одни. Между ними возник скандал, инициатором которого был Рубцов. В 4 часа утра скандал между Рубцовым и подсудимой перерос в драку, в ходе которой оба упали на пол. Рубцов кричал: "Я люблю тебя, Люда..."
...Эти последние рубцовские слова пересказывали по-всякому. Многие уверены, что на самом деле поэт произнес: "Я ЖЕ люблю тебя, Люда". И вот это добавленное "же" как бы подтверждало вывод следствия о том, что убийство было умышленным. Отсюда - немалый срок в 8 лет. В юридической практике тех лет в схожих по обстоятельствам ситуациях обвиняемые нередко получали условные сроки...
"...Подсудимая схватила Рубцова за шею и задушила его. После того как Рубцов скончался, подсудимая сделала приборку в комнате и пошла в милицию, где сообщила, что она убила Рубцова Н. М.
...Виновность подсудимой доказана:
Актом судебно-медицинской экспертизы, которой установлено, что смерть Рубцова Н. М. наступила от механической асфиксии, от сдавления органов шеи руками, и что перед смертью Рубцов Н. М. был в состоянии средней (близкой к сильной) стадии опьянения".
Слово обвиняемой
У этого убийства не было очевидцев, и все доказательства опирались на показания Людмилы Дербиной и выводы вологодских судмедэкспертов. Но, как выяснилось спустя много лет, та картина убийства, которую в 1971 году рассматривал суд, отличалась от реальной...
В 1998 году Людмила Дербина обратилась с жалобой к председателю Федерального областного суда города Вологды:
"Несправедливое решение суда послужило хорошей платформой для разного рода клеветников, которые договорились до того, что я агент КГБ и была подослана к Рубцову. Травля обострилась, когда в 1993 году были опубликованы мои воспоминания о Николае Рубцове, а в 1994 году был издан сборник стихов "Крушина", имеющий среди читателей несомненный успех. Я полностью отрицаю вину в умышленном убийстве Рубцова"...
Дербина просит повторно рассмотреть ее дело, ведь суд когда-то не придал значения тому, с какой нереальной легкостью женщина совершила это убийство... Вот как описывает последние жуткие минуты жизни поэта сама Людмила Дербина:
"Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей... Другой рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, я стала теребить его за горло. Он крикнул мне: "Люда, прости! Люда, я люблю тебя! Люда, я люблю тебя!"... Сильным толчком Рубцов отбросил меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная толчком, я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Все это произошло в считанные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, что его толчок был агонией, что, уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, он задохнулся".
Можно усомниться в эмоциях женщины, можно не доверять воспоминаниям человека, который пытается спустя много лет вольно или невольно обелить свой страшный проступок... Но, когда по просьбе Дербиной уголовным делом заинтересовались компетентные питерские медэксперты, после ряда следственных действий картина убийства предстала в ином свете...
30 лет спустя: слово экспертов
В конце 2000 года Юрий Молин, профессор кафедры судебной медицины, и Александр Горшков, заведующий медико-криминалистическим отделом областного бюро судмедэкспертизы, государственный судебно-медицинский эксперт высшей категории, провели следственный эксперимент с участием Людмилы Дербиной. Смоделированные трагические события фиксировались на видеокамеру. И вот что рассказала экспертам "убийца" поэта:
- Здоровье Рубцова в последние месяцы жизни удовлетворительным назвать было нельзя. На боли в сердце жаловался. У него всегда был валидол в кармане. Друг Рубцова Сергей Чухин в своих воспоминаниях писал: "Рубцов болел. На столе рядом с диваном были разбросаны разнокалиберные таблетки. "Знаешь, сердце прихватывает"...
4 января 1971 года (за несколько дней до трагедии. - Прим. автора) сердечный приступ случился прямо в Союзе писателей. Хотели вызвать "Скорую", но он отказался. Видимо, опять обошелся своими карманными лекарствами. 5 января он ходил по дому, согнувшись, держа правую руку на сердце. Должна была сохраниться его медицинская карта в поликлинике по месту жительства, но следствие не сочло нужным с ней ознакомиться..."
...Вологодские эксперты не обратили внимания и на то, что симптомы смерти Рубцова никак не похожи на симптомы смерти от механической асфиксии: не было ни судорог, ни одышки, ни выделения мочи и кала. Это подтверждают не только заинтересованная Людмила Дербина, но и объективные данные - наличие мочи в трупе, направленной экспертами для судебно-химического исследования. Для финального этапа механической асфиксии типичны утрата сознания и полное расслабление. Рубцов кричал перед смертью осмысленные фразы, это подтвердили соседи, а затем перевернулся на живот. При удавлении на коже остаются кровоподтеки и ссадины, соответствующие подушечкам пальцев, на теле Рубцова были лишь царапины...
Вывод оказался однозначным: Рубцов умер сам, от сердечного приступа, который спровоцировал хронический алкоголизм с поражениями сердца: "...перенапряжение, связанное с освобождением от рук нападавшей, и ее резкое отталкивание явились последним фактором, который мог вызвать развитие острой сердечной недостаточности, приведшей к смерти".
В деле поэта остается еще множество вопросов: почему эксперты не обратили внимания на то, что в картине "убийства" отсутствуют классические признаки механической асфиксии, описанные в учебниках прошлого века? Зачем осудили Людмилу Дербину?..
Очевидно, что нужна еще одна компетентная судмедэкспертиза. И следствие по делу, давно списанному в архив, рано считать законченным.
Отсюда: "Поэта Рубцова никто не убивал"

Она еще и книжки пишет о Рубцове:

***
Однако же эти статьи вызвали у многих возмущение. Тем более, что достаточно много людей еще осталось, помнящих трагическую историю гибели поэта Рубцова.

"Интерфакс" взял интервью у следователя Вячеслава Меркурьева, который тогда вел уголовное дело по факту гибели лирика.
Следователь сказал, что убийство носило чисто бытовой характер и его расследование не представляет профессионального интереса: "Дело было совсем не громкое и, можно сказать более, - обычное. Пьяный дебош, пьяная драка".
"Поскольку Людмила Дербина (в 1971 году - Грановская) призналась в преступлении и пришла в милицию сама, я встретился с ней, а уже после поехал на место происшествия. И в квартире я был первым", - рассказал Меркурьев.

Сейчас Меркурьев признает, что нарушил несколько инструкций при осмотре места происшествия. К примеру, вместо шести положенных для протокола фотографий он заснял в квартире Рубцова целую пленку. "Я не подозревал о том, что эта пленка все-таки сохранилась у совершенно незнакомого мне человека. Правда, и сейчас, с точки зрения криминалистики, дело об убийстве Рубцова не представляет никакого интереса. В нем было и будет все понятно. Тайной могут остаться только причины, по которым Дербина это сделала. Тем не менее, свое наказание по закону она понесла", - подчеркнул следователь.

В ночь на 19 января Николай Рубцов был задушен Дербиной в своей квартире в Вологде. Следователем прокуратуры, дежурившим в ту ночь по городу, был 21-летний Вячеслав Меркурьев, в то время самый молодой старший следователь прокуратуры в СССР.
В настоящее время Меркурьев живет в Вологде, преподает в двух высших учебных заведениях. С журналистами старается не общаться, так как считает, что "в том числе и с подачи журналистов возникло несколько десятков версий гибели Рубцова".

По словам Меркурьева, именно сейчас пришло время опубликовать уголовное дело об убийстве Рубцова.
"Как юрист я, пожалуй, стал бы возражать против этого. Hо как поклонник творчества своего знаменитого земляка-поэта, считаю, что необходимость этого действительно существует. Hа меня не раз выходили всякого рода "исследователи", "поисковики", "писатели" и "журналисты". Они пытались вытянуть какие-то детали уголовного дела, но от интервью я принципиально отказывался. Слишком уж много грязи было вылито на Рубцова за последние годы. Публикация материалов дела могла бы поставить все точки над i", - считает Меркурьев.
В начале 2006 года материалы дела об убийстве Hиколая Рубцова были впервые опубликованы в книге вологодского историка Михаила Сурова "Рубцов. Документы, фотографии, свидетельства".
(отсюда)

Так что же произошло в те далёкие годы?
Рубцов и Д. познакомились в Москве ещё в 1963 году в общежитии Литературного института, но знакомство было мимолётным и никакого продолжения не имело. В 1968 году Д. случайно прочитала только что вышедшую книжку Николая Рубцова «Звезда полей» и была потрясена стихами поэта. В 1969 году специально приехала из Воронежа, где жила в то время, в Вологду и сама пришла в квартиру Рубцова, чтобы, как она скажет впоследствии, поклониться ему за его поэтический дар. Так начался этот гибельный роман. В ноябре 1970 года Д. поселилась у Рубцова в Вологде (квартира № 66, дом № 3, улица им. А. Яшина). В январе 1971 года они подали заявление в ЗАГС, а ночью с 18 на 19 января, в православный праздник Крещения, после ссоры и случилась эта трагедия, потрясшая всех! Во время ссоры с выпившим Рубцовым, Д. задушила его, потом убрала в квартире и пошла сама в милицию: «Я убила человека». Был закрытый суд, Д. получила 8 лет. Отсидев 5 лет и 7 месяцев, была досрочно освобождена. Сейчас живёт в Петергофе. Казалось бы: освободилась, живи, замаливай свои грехи, кайся и попроси прощение за содеянное злодеяние у дочери Н. Рубцова, неси достойно свой тяжкий крест! Смири гордыню! Китайская поговорка гласит: «У человека есть всегда место спасения от всех бедствий; место это - его душа». Но нет! Не такой характер у Д. Бесовская червоточина по-прежнему разъедает ей душу и ведёт по жизни. В 1994 году вышел сборник её стихов «Крушина». Содержание книжки у многих вызвало тревогу. И эту обеспокоенность лучше всех, наверное, выразил Виктор Филиппов в своей статье «Смерть поэта - литературный капитал для его убийцы» («Известия» 16.11.1996) «…судя по публикациям о Д и её стихам, в русской литературе появилась поэтесса с весьма болезненным представлением о духовных ценностях, для которой любовь и убийство есть причина и следствие. Уголовное преступление - ступень к известности. Иногда мне кажется, что грань между добром и злом стёрта…»

В 2003 году в городе Вельске были изданы её «Воспоминания о Рубцове». Даже таких одиозных исторических личностей, как убийц Пушкина и Лермонтова (Дантеса и Мартынова), невозможно представить записывающими воспоминания о том, как они убивали великих русских поэтов! Скажут, что сейчас другие времена, иные нравы. Да, и, к сожалению, далеко не лучшие, если подобные книги пишут и печатают. А «Воспоминания» Д. читают. Интересно! Это же пишет сама убийца. В книге много откровенной лжи, показушной театральности (об этих склонностях Д. упоминается в уголовном деле). Присутствует здесь и целый букет всяческой «чертовщины»: и чёрная магия, и кликушество. И всё это богохульно подано на фоне Православия. Всю книгу представлять незачем. Кому надо, найдут и прочитают. Расскажу только о последней главе, где Д., начитавшись, по-моему, Михаила Булгакова, пытается быть похожей на его Маргариту, а, может, Д. и вправду с Воландом встречалась, кто знает?! Оказывается, через какое-то время после выхода из тюрьмы, Церковь наложила на Д. епитимью на три года, и всё это время она провела на коленях в молитвах. «И вот наступил баснословный 1991 год. Именно в этом году в моей жизни произошло трансцендентальное постижение многих Божественных истин», - пишет Д. С ней стали происходить разные чудеса.

Когда она нуждалась в средствах, то в Никольском соборе в Петергофе к её ногам упал с небес кошелёк с деньгами. Д. стала слышать в храмах различные голоса, а однажды услышала глас от иконы Знаменье Божьей матери: «Возьми меня в руки. Прижми ликом к сердцу и неси в Петербург». 10 июня 1991 года рано утром я понесла икону в Петербург. Мне указывалась дорога, не всем, но некоторым встречным людям я должна была говорить такие слова: «Время антихриста кончилось в русской земле. Воля и Слава Господня!» Ещё в мае, когда меня одолевали тёмные силы и я сделала много записей под их диктовку, много вульгарных глупостей, которые все потом уничтожила, у меня появилось жгучее желание выйти на связь с Николаем Рубцовым. И я вышла. Я получила от него как бы телеграмму с таким текстом: «Приезжай в гости на могилку с зелёненьким». Это было незадолго до Троицы, которая была, как я помню, в 1991 году 25 мая. И я собралась ехать в Вологду».

Нравственная и моральная стороны так называемых «воспоминаний» Д. не волнуют. Деятельность её поразительна: она нашла неких специалистов - профессора кафедры судебной медицины Ю.А. Молина, судмедэксперта А.Н. Горшкова, которые сфабриковали заключение, что Николай Рубцов не был задушен, а умер от сердечной недостаточности во время той ссоры. Сделали они этот «сенсационный вывод» со слов самой Д и после просмотра материалов суда, т.е. по бумажкам. Написали как бы предположение, понимая, что за серьёзную бумагу можно и под суд пойти. А так, предположение и всё. Эту версию Д. озвучила и в книге. Об этом она говорила и в телепередаче. На последней странице своих воспоминаний Д. изрекает: «Через 30 лет, наконец, открывается истина по чудесному Промыслу Божию: Рубцов умер своей смертью».

Что тут скажешь?! После прочтения её книги, слыша то, что она говорит корреспондентам, ясно понимаешь, что её обращение к Церкви, к Богу - это не выстраданное раскаяние, не отмаливание грехов, а только поиски оправданий. И вообще: из всего её поведения видно, что Д. виноватой себя не считает, и прощения ей не очень-то и надобно. Ей нужно добиться только одного - оправдания и снятия с себя тяжести убийства. Для достижения этой цели она применяет любые, порой самые грязные способы. Но так в жизни не бывает! Случившееся не изменить! Свои воспоминания Д. заканчивает фразой: «Смерти нет, а жизнь каждого человека есть тайна, ведомая только Творцу». Немыслимо и дико слышать такие слова от человека, который лишил жизни другого!

Конечно, нашлось немало литераторов и читателей, которые встали на защиту Н. Рубцова. Были напечатаны статьи против инвектив Д., против попрания ею человеческих ценностей, об её кощунстве. Но это только раззадорило Д., она стала действовать ещё энергичнее, ещё наглее. Специально подогревает интерес к себе, участвуя в различных мероприятиях, даёт интервью, пишет статьи. При этом везде постоянно изворачивается и всячески пытается обелить себя, придумывая всё новые и новые версии той ужасной драмы. Я поражаюсь грязной лжи Д., когда она на всю страну вещает, что только легонько сдавила горло поэта двумя (так она сама говорит) пальчиками. А материалы и ужасные фотографии из уголовного дела называет подделкой.

В пророческом стихотворении о своей смерти Н. Рубцов писал: «Я не знаю, что это такое,/ Я не верю вечности покоя!» Бедный поэт! И здесь он оказался прав, нет ему покоя и после ухода в мир вечный.

Своё мнение об этой трагедии я выскажу в конце. А сейчас, чтобы «открыть глаза» несведущим своим оппонентам, хочу предоставить слово людям, знавшим и Николая Рубцова, и Д., а также покажу некоторые выписки из уголовного дела об убийстве поэта.

Из протокола допросов:
Вопрос : Когда вы душили Рубцова, то отрывали всю руку от его горла или нет?
Ответ : Я один раз отрывала руку, а затем снова схватила за горло. Горло у Рубцова было каким-то дряблым. Я давила Рубцова, то ослабляя силу нажима, то усиливая его.

Из судебно-психиатрической экспертизы:
…Сам характер убийства, множественные ссадины на горле Рубцова свидетельствуют о том, что подозреваемая Грановская как бы рвала горло Рубцова руками.

… в беседе держится высокомерно, с некоторой переоценкой собственной личности. В поведении элементы театральности. Эмоционально лабильна, обидчива. На вопросы, касающиеся убийства, отвечает с нескрываемым волнением. То на глаза навёртываются слёзы, то переходит к улыбке. Очень подробно, с мельчайшими деталями воспроизводит все моменты совершённого деяния.

Очень интересен донос тюремного стукача, под кличкой Рыжик. Этот документ сохранился в уголовном деле:
Источник, будучи с Грановской на прогулке, имела с ней беседу. В процессе таковой источник спросила: «Люда, ты мужа своего убила, зачем, не жалко теперь тебе его? На это Грановская высказала недовольство: «Я бы его ещё раз убила. Всю жизнь мне сломал. Пьяница, никчемный человек. Видите ли, поэт…учил меня. А мои стихи не хуже, а намного лучше.
Но, ничего, в Ленинграде есть люди, и за меня вступятся, и за границей тоже знают. Вспомнят ещё Д!»

На публикацию в «Литературном вестнике» отрывков из повести ленинградского писателя Н. Коняева «Путник на краю поля», где автор сообщил о том, что «…По слухам, она писала неплохие стихи», сама Д. отреагировала телефонным звонком к Н. Коняеву так:
- По сравнению со мной в поэзии Рубцов был мальчишкой! 7

А вот воспоминания выдающегося русского писателя В.П. Астафьева:
…Горло Коли было исхватано - выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано. Любительница волков, озверевши, крепко потешилась над мужиком.
В. Астафьев «Пролётный гусь» Иркутск, 2002. (Стр. 304)

Из письма ко мне поэта, прозаика из Рязанской области Бориса Шишаева , который был во время учёбы в Литературном институте дружен с Николаем Рубцовым, и который вместе с поэтами Борисом Примеровым и Александром Сизовым приезжал из Москвы в Вологду на похороны Рубцова:
«…А потом в вологодском Доме политического просвещения стояли в почётном карауле у гроба Рубцова. Без содрогания смотреть на него было невозможно. На лице Коли были кровавые полосы, как будто проведённые когтями тигра, и одно ухо едва держалось - было совсем почти оторвано.
Я ещё подумал тогда: неужели нельзя было в морге хоть как-то упорядочить всё, привести в божеский вид? И душили меня слёзы. И ясно было одно: Коля убит, и убит зверски. И кто бы что ни говорил, что бы ни трезвонила теперь убийца, я тогда убедился в этом и всегда буду говорить только одно - Рубцова зверски убили.

(Полностью здесь: Лагерев С. Не убий!)

А в ЖЖ приводится разбор стихов Дербиной и делается выод на основании тех строчек, что она написала еще ДО смерти Рубцова:
Дербина - продолжатель дела Дантеса

Судя по горячей дискуссии, развернувшейся в съемочном павильоне, смерть Николая Рубцова до сих пор многим не дает покоя. Михаил Суров, автор книги «Рубцов. Документы, фотографии, свидетельства», с экрана телевизоров уверял, что Людмила Дербина задушила поэта, «оцарапав его ногтями в присутствии, возможно, третьего лица».
...
Он попытался рассказать, почему считает, что Дербиной помогал еще один человек, но монолог прервали. «Версию о присутствии третьего человека всегда сворачивают, — утверждает Михаил Васильевич. — Поэтому я сейчас пишу вторую книгу о Рубцове, где будет приведено судебное дело, литературное, дело адвоката Федоровой, которая защищала Дербину».
Таинственным Сурову кажется присутствие в отношениях Рубцова и Дербиной некоего учителя из Ивановской области Рыболовова, который постоянно приезжал к Рубцову. Как описывают очевидцы, Рубцов боялся этого учителя и считал, что он из КГБ.

Виктор Вениаминович Коротаев, известный вологодский поэт и старший собрат Рубцова по лирическому цеху (ныне покойный), работал тогда в газете "Вологодский комсомолец". На судебное заседание он был допущен по командировочному предписанию, предусмотрительно выписанному в редакции.
В 1994 году в свет вышли "Воспоминания о Николае Рубцове", составителем которых стал Виктор Вениаминович. В сборнике есть и его строки, которые он не мог опубликовать в "молодежке" в 1971-м: "Подсудимая сидит за барьером, под охраной серьезного пожилого милиционера. Молодая еще, пышноволосая, глаза по луковице, грудастая, бедрастая, а голос мягок, чист и глубок. Как у ангела.
И все-таки этот ангел совершил дьявольское дело - сгубил редчайший русский талант, лишил всех нас светлого друга, осиротил близких и родных. Да и всю нашу землю - тоже. И если мы не произносили пока вслух имя этого ангела-дьявола, то лишь из жалости к его родителям, дочери, из простого чувства сострадания, а может быть, и излишней деликатности…"
...
О том, что суд был закрытым, мы уже говорили. Но были засекречены и сами материалы уголовного дела, с которых до сих пор этот гриф не снят (а по некоторым данным, дело вообще таинственным образом исчезло из архива). Именно это обстоятельство, как считают некоторые исследователи биографии Рубцова, позволяли Дербиной навязывать общественности только свою версию трагических событий, не оставляя места другим.

Однако в 2005 году материалы уголовного дела вдруг появились в свободном доступе. Известный вологодский предприниматель Михаил Суров опубликовал их в своей 700-страничной книге "Рубцов. Документы, фотографии, свидетельства" (как к нему попало уголовное дело, можно только догадываться).
И сразу обнаружились нестыковки между показаниями Грановской на следствии и более поздними "мемуарами", как она сама их называет. Какие?

Чего, по словам Дербиной, испугался Николай Рубцов
Противоречий много. Остановимся на последних минутах жизни Рубцова, как их описала Дербина в своих воспоминаниях: "Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его горло. Он крикнул мне: „Люда, прости! Люда, я люблю тебя!“ Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и этот крик был попыткой остановить меня…"

И далее: "Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот… Я увидела его посиневшее лицо… Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, Николай Рубцов задохнулся…"

Перед тем, как пойти в милицию, она помыла руки….

Несколько иначе этот эпизод звучит в ее устах на первом допросе: "Я стала успокаивать его, уложила на кровать. Он ударил меня ногами в грудь и вскочил, уронив при этом стол. Оба мы упали на пол. Я разозлилась, схватила его за волосы. Рубцов старался схватить меня за горло, но я укусила его за руку, а затем схватила за горло и стала давить его. Мне было безразлично, что будет дальше. Я сильно давила Рубцова, пока он не посинел, и после этого отпустила его. Подняла тряпки с пола, вымыла руки и пошла в милицию".

Одни подробности из показаний исчезали, другие появлялись. Но пальцы на горле оставались…

Еще через 10 дней на допросе она снова описывает этот эпизод: "Я схватила Рубцова в охапку и повалила на кровать… Но он босой ногой пнул мне в грудь. Я не упала, а только отшатнулась. Рубцов … вскочил, опрокинул стол, рванулся к двери из комнаты, но я схватила его в охапку и не пускала из комнаты. Рубцов сопротивлялся. Мы оба упали на пол, но я схватила Рубцова за волосы, каким-то образом оказалась наверху. Рубцов потянул руку к моему горлу. Я схватила руку Рубцова своей рукой и укусила. После этого схватила правой рукой за горло Рубцова двумя пальцами и надавила на горло.

Рубцов не хрипел, ничего не говорил - это длилось несколько секунд. Мне показалось, что Рубцов сказал: „Люда, прости. Люда, я люблю тебя. Люда, я тебя люблю“. Это были три фразы, он говорил их, а не кричал. Я взглянула на Рубцова и увидела, что он синеет, Я отцепилась от него. Рубцов сразу перевернулся на живот. Еще, кажется, вздохнул, а затем затих…"

"Когда вы душили Рубцова, — спрашивает следователь, — то отрывали всю руку от его горла, или нет?" Ответ: "Я один раз отрывала руку, а затем снова схватила за горло. Горло у Рубцова было каким-то дряблым. Я давила Рубцова, то ослабляя силу зажима, то усиляя (так записано в протоколе.- Ред.) его".

Что было сказано подсудимой на суде о последних минутах Рубцова

Из протокола судебного заседания: "Он лег на кровать, я стояла около. Затем он обеими ногами пнул меня в грудь, глазами стал что-то искать, схватил меня, и мы упали на пол. Он хотел схватить меня за горло, я его руку сильно укусила. Потом взяла пальцами за горло и держала… Когда он перевернулся на живот, то воздух, видимо, не стал проникать. Я не догадалась его перевернуть…"

Через несколько десятилетий в титрах одной телепередачи она будет значится как "вдова Николая Рубцова"…
(полностью зедсь: Александр Сергеев. "Надежду русской поэзии" Николая Рубцова убили или он умер сам?)

В.И.Белов на доводы адвокатов убийцы привёл следующие факты: «Пока же я первый скажу прокурору, что своими глазами (без очков) увидел наполовину оторванное ухо покойного. Не сам же Рубцов отрывал себе ухо, вся щека его и висок были в крови. Это помимо так называемой асфикции, то есть удушения, что знает вся Вологда.
...
Затем в «Вологодской неделе» от 27 сентября - 4 октября 2001 года Александр Цыганов опубликовал статью «Личное дело», в которой подробно изложил обстоятельства пребывания осуждённой Дербиной-Грановской в колонии в Вологде.
....

И удалось бы досрочное освобождение, если бы не наглость убийцы. А.Цыганов сообщает о письме Дербиной из тюрьмы в адрес Генриетты Меньшиковой:

«В этом письме она (Дербина) требовала (вот уж здесь точно у беззащитной женщины), чтобы та отдала всё, что принадлежало Рубцову. Здесь она ясно давала понять, что Рубцов безраздельно принадлежит ей. (Речь идёт о литературном наследии Рубцова, на котором Дербина рассчитывала погреть руки, - прим. автора). Тон письма - до сих пор не забыть - не только оскорбительный, но был злобный, угрожающий…И что же тогда оставалась делать жертве, получившей письмо, полное угроз? Да только одно: отправить это послание обратно, но уже конечно не адресату, а руководству колонии, дабы хоть как-то оградить себя от возможных преследований».

В результате за нарушение правил переписки Л.Дербину лишили всех «заработанных» ступеней исправления и она была лишена права на условно-досрочное освобождение. А сама Дербина (журнал «Слово», 1994, № 1-6) говорила себе: «Было одно упрямое, фанатичное: остаться самой собой, остаться самой собой!» Значит, осуждённая и не собиралась изменять свои взгляды, своё мировоззрение, своё отношение к преступлению!

О необузданном характере «поэтессы» говорит факт, который приводит Цыганов после беседы с начальником отряда колонии:

«Осуждённые стояли в очереди в прачечную, среди них была и Дербина-Грановская. Спустя какое-то время, последняя отошла в сторону по своим делам, а пустое место тут же заполнила другая осуждённая. Вернувшаяся Дербина-Грановская, увидев на своём месте постороннего человека, отчего-то внезапно ожесточилась и бросилась на женщину, повалив её на землю. И там схватила её за горло. Находившиеся рядом двое осуждённых с великим трудом отняли у Дербиной упавшую. А одна из этих женщин по фамилии Крылова тоже отбывала срок за убийство мужа. Вот эта-то Крылова и сказала тогда: «Теперь я знаю, как она убила Рубцова. Этот случай хотя до руководства колонии и не донесли, но начальнику отряда всё-таки проговорились…»
...
В периодическом издании «Опасная ставка» №7 (11), июль 1996 г., стр. 11,12 и 13 в статье под названием «Могла ль понять в тот миг кровавый…» приведены снимки растерзанной шеи Поэта, схема квартиры Н.М.Рубцова после убийства, а также следующая информация:

Ссылки :

Память
Действует Дом-музей Н. М. Рубцова в селе Никольское с 1996 года.
В городе Апатиты Мурманской области 20 января 1996 года на фасаде здания библиотеки-музея, где с 1994 года проводятся Рубцовские чтения в Апатитах, установлена мемориальная доска памяти поэта.
В Вологде именем Николая Рубцова названа улица и установлен памятник (1998, скульптор А. М. Шебунин).
В 1998 году имя поэта присвоено петербургской библиотеке № 5 (Невская ЦБС) (Адрес 193232, Санкт-Петербург, Невский район, ул. Шотмана, д. 7, корп. 1). В библиотеке им. Николая Рубцова действует литературный музей «Николай Рубцов: стихи и судьба».
В Тотьме установлен памятник работы скульптора Вячеслава Клыкова.
В Кировске на фасаде нового здания Хибинского технического колледжа (в прошлом - Кировский горно-химический техникум, где поэт учился в 1953-1955 годах) 19 января 2000 года установлена мемориальная доска памяти поэта.
В 2001 году в Петербурге на здании административно-бытового корпуса Кировского завода установлена мраморная мемориальная доска, со знаменитым кличем поэта: «Россия! Русь! Храни себя, храни!». Памятник Рубцову установлен также на его родине, в Емецке (2004, скульптор Николай Овчинников).
С 2009 года проводится Всероссийский поэтический конкурс им. Николая Рубцова, целью которого является поиск и поддержка молодых начинающих поэтов из числа воспитанников детских домов.
В Вологде существует музей «Литература. Искусство. Век XX» (филиал Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея заповедника), посвящённый творчеству Валерия Гаврилина и Николая Рубцова.
В Емецке средняя школа им. Рубцова, Емецкий краеведческий музей им. Н. М. Рубцова, установлен памятник Рубцову.
В селе Никольском именем поэта названы улица и средняя школа, на улице Николая Рубцова открыт дом-музей поэта (в здании бывшего детского дома). На фасаде - мемориальная доска.
В г. Череповце установлен бюст Николаю Рубцову.
19 января 2010 года на «Кировском Заводе» (г. Санкт-Петербург) в 420 цехе прошел музыкально-литературный спектакль «Песни русской души», посвященный памяти поэта.
1 ноября 2011 года в Доме знаний г. Череповца открылся литературно-краеведческий Центр Николая Рубцова. В нём воссоздана квартира Галины Рубцовой-Шведовой, сестры поэта, у которой он часто бывал, приезжая в Череповец. В Центре проводятся литературно-музыкальные вечера и ведётся научно-исследовательская работа, связанная с биографией и творчеством Рубцова.
25 января 2013 года в колледже № 20, отделение 5 (г. Москва) открыт читальный зал имени Н.М.Рубцова с литературной картой "По дорогам Николая Рубцова" и экспозицией некоммерческой организации "Рубцовский творческий союз".
Рубцовские центры действуют в Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, Кирове, Уфе.
В Дубровке именем поэта названа улица.
В Мурманске на аллее писателей установлен памятник поэту.
В Вологде начиная с 1998 года проходит открытый фестиваль поэзии и музыки «Рубцовская осень».
В Санкт-Петербурге именем поэта названа улица в п. Парголово в районе станции метро «Парнас».

Николай Михайлович Рубцов (1936-1917) - советский лирический поэт, он родился 3 января 1936 г. в Емецке. В своих произведениях он воспевал природу, признавался в любви родной стране. Некоторые литературоведы сравнивают его с Сергеем Есениным. Оба поэта слишком рано погибли, а в их стихотворениях было невероятное количество боли. Произведения «В минуты музыки печальной», «В горнице моей светло» и «Я буду долго гнать велосипед» до сих пор помнят и любят многие читатели Рубцова.

Трудное детство

Коля появился на свет в семье начальника леспромхоза Михаила и его жены, домохозяйки Александры. В семье было пятеро детей, будущий поэт был самым младшим из них. Позже у Рубцовых родился ещё один сын Борис. А ещё через некоторое время две дочери погибли вследствие борьбы с болезнью.

Из-за работы отца семья часто переезжала. Через год после рождения сына они отправились в Няндому. Там Михаил стал руководителем потребительского кооператива. Но и в этом уютном городке Рубцовы надолго не задержались, поскольку отец получил предложение из Вологды. В 1941 г. он отправился туда вместе с семьёй, а уже в 1942 году Михаила призвали на фронт.

Незадолго до начала войны умерла мать Николая. Четверо детей остались без присмотра, когда отцу пришлось уходить на фронт. Он попросил свою сестру Софью взять опеку над ними, но она забрала только старшую дочь. Младшие сыновья отправились в Красковский дошкольный детдом.

В голодное военное время детдомовцам приходилось нелегко. Они недоедали, не доверяли взрослым и друг другу. Вскоре Коля остался абсолютно один, когда его перевели в Тотьму. Младшего брата оставили в Краскове, отец ушёл на войну, а другие родственники были уже давно мертвы. Из-за пережитого горя уже в шесть лет мальчик написал своё первое стихотворение. Его вдохновляла природа Вологодской области, позже эта тема постоянно проявлялась в его сочинениях.

Николай с детства отличался ранимым характером и обострённым чувством справедливости. Он часто плакал, а в детском доме поэта называли Любимчиком. Несмотря на это, люди тянулись к юноше. Он привлекал их своей образованностью, умением слушать и чувствовать.

Ещё в 1941 г. детям стало известно, что Михаил погиб во время военных действий. И только через несколько лет выяснилось, что он просто бросил семью. Мужчина женился на другой женщине и больше никогда не вспоминал о своих сыновьях, оставленных в детдоме.

Если верить другим источникам, отец вернулся с фронта в 1944, но не смог найти данных о местонахождении сына из-за потерянных архивов. По документам Николай был круглым сиротой. В 1955 г. внезапно на горизонте появился Михаил. Они встретились, но общение не сложилось. Больше отец с сыном не виделись, а через семь лет Михаил погиб от рака.

Образование поэта

Коля был одним из самых умных мальчиков в детском доме, даже был награждён похвальной грамотой. Он окончил семь классов, очень старался получить как можно больше знаний. Несмотря на то, что в их школе был один учитель на четыре предмета, дети были рады и этому.

В июне 1950 г. Рубцов получил диплом детдомовской школы. Он мечтал поехать в Ригу, чтобы стать студентом мореходного училища. Но вместо этого пришлось учиться в Тотемском лесотехническом техникуме. После его окончания юноша начал работать в траловом флоте треста «Севрыба», а затем его приняли в качестве разнорабочего на военный полигон в Ленинграде.

В 1953 г. Коля стал студентом Горно-химического техникума в Мурманской области. Но учёба ему не давалась, и уже на втором курсе юноша провалил сессию. В результате его призвали в армию. С 1955 до 1959 год поэт служил на Северном флоте, он был матросом. После демобилизации Николай работал кочегаром, слесарем и шахтовщиком в Ленинграде. Но он мечтал изменить жизнь, стать настоящим литератором.

В 1957 году стихотворение Рубцова впервые напечатали в областной газете Заполярья. После армии поэт начал пробивать себе дорогу к славе, в Ленинграде он завёл несколько полезных знакомств. Благодаря дружбе с Глебом Горбовским и Борисом Тайгиным литератор смог завоевать внимание публики. Летом 1962 вышел его первый сборник «Волны и скалы». Николай предпочитал делать всё самостоятельно, не обращаясь в издательство.

В том же году юноша поступил в Литературный институт в Москве. Там он подружился с Соколовым, Кожиновым и Куняевым. Коллеги неоднократно помогали поэту выпускать сборники, приглашали его на выступления и всячески поддерживали. Одновременно с этим учёба шла у Рубцова не так гладко. Он пристрастился к алкоголю, часто вступал в конфликты с преподавателями. Николая неоднократно отчисляли, затем восстанавливали. За годы обучения он выпустил ещё два сборника: «Звезда полей» и «Лирика».

Творческая деятельность

Рубцов отличался от поэтов-шестидесятников, популярных в то время. Он никогда не стремился следовать моде, втискивать свои произведения в какие-то рамки и стандарты. Лирика этого литератора была тихой, хотя иногда попадались крайне спорные строки. У него было не слишком много поклонников, но этого Николаю было вполне достаточно. Он нашёл свою нишу и оставался в ней до самой смерти.

В 1969 г. Рубцов окончил институт и начал работать в газете «Вологодский комсомолец». В то же время он выпустил сборник «Душа хранит». За год до этого поэт впервые в жизни получил отдельную однокомнатную квартиру, но долго жить в ней ему не пришлось.

Литератора помнят и уважают в разных уголках России. В Вологде его именем назвали улицу, поставили памятник поэту. В Тотьме и Емецке также были установлены скульптуры памяти Рубцова. Уже после его смерти были опубликованы сборники «Подорожники», «Последний пароход» и «Зелёные цветы». Последнее собрание сочинений, выпущенное при жизни автора, называлось «Сосен шум».

Многие произведения Николая превратились в музыкальные композиции. Ещё в восьмидесятые годы Сергей Крылов исполнил часть стиха «Осенняя песня». Аккомпанемент для него придумал Алексей Карелин. Позже Гинтаре Яутакайте спела «В горнице моей светло» под музыку Александра Морозова. В 1982 г. Александр Градский вдохнул новую жизнь в стихотворение «Звезда полей», положив его на музыку. В то же время группа «Форум» исполнила композицию «Улетели листья».

В конце восьмидесятых годов «выстрелил» хит Александра Барыкина «Букет». Поразительно, но основой для него также стало произведение Рубцова. Поэт написал этот стих ещё в 1958 году после встречи с Таей Смирновой. Он сразу же влюбился в девушку, но у неё был другой парень. В память об этих чувствах Николай всего за 15 минут написал бессмертное стихотворение «Я буду долго гнать велосипед».

Личная жизнь и смерть

В 1962 г. поэт познакомился в институте с Генриеттой Меньшиковой. Они начали встречаться, вскоре влюблённые сыграли свадьбу, но официально так и не расписались. Женщина родила Николаю дочь Лену. Она жила в Никольском, поэтому встречались супруги нечасто.

В 1963 г. состоялось также знакомство Рубцова с Людмилой Дербиной. Они не произвели впечатления друг на друга, однако через четыре года женщина влюбилась в его стихотворения. На тот момент она уже была в разводе и имела дочь Ингу. Несмотря на это, летом 1967 г. Люся переехала в Вологду к любимому.

Отношения у пары были насыщенными. Из-за пристрастия Рубцова к алкоголю влюблённые постоянно ссорились, даже несколько раз расставались. В январе 1971 они назначили дату свадьбы на 19 февраля, затем отправились в паспортный стол. Но женщину не хотели прописывать из-за дочери.

По пути из паспортного стола партнёры ругались, в итоге Николай встретил друзей и отправился на вечеринку. Через некоторое время Людмила присоединилась к нему в шахматном клубе. На тот момент поэт уже был изрядно пьян, он начал ревновать будущую супругу к журналисту Задумкину.

Мужчин удалось утихомирить, все отправились продолжать веселье в квартире Рубцова. Но после нескольких рюмок Николай снова начал устраивать сцены ревности. Они с Дербиной остались в комнате вдвоём, и поэт начал кричать на возлюбленную. Людмила пыталась уйти, но он начал ей угрожать, нападать и бить. В результате женщина случайно задушила его, пытаясь защититься. Её осудили на 8 лет, но выпустили через 6 по амнистии.