Михаил шолохов - родинка. Родинка. Михаил Шолохов М шолохов рассказ родинка
На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневевшей от сырой стены, спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона сидит. Карандаш в пальцах его иззябших, недвижимых. Рядом с давнишними плакатами, распластанными на столе, - анкета, наполовину заполненная. Шершавый лист скупо рассказывает: Кошевой Николай . Командир эскадрона . Землероб . Член РКСМ .
Против графы «возраст» карандаш медленно выводит: 18 лет .
Плечист Николка, не по летам выглядит. Старят его глаза в морщинках лучистых и спина, по-стариковски сутулая.
Мальчишка ведь, пацаненок, куга зеленая, - говорят шутя в эскадроне, - а подыщи другого, кто бы сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира!
Стыдится Николка своих восемнадцати годов. Всегда против ненавистной графы «возраст» карандаш ползет, замедляя бег, а Николкины скулы полыхают досадным румянцем. Казак Николкин отец, а по отцу и он - казак. Помнит, будто в полусне, когда ему было лет пять-шесть, сажал его отец на коня своего служивского.
За гриву держись, сынок! - кричал он, а мать из дверей стряпки улыбалась Николке, бледнея, и глазами широко раскрытыми глядела на ножонки, окарачившие острую хребтину коня, и на отца, державшего повод.
Давно это было. Пропал в германскую войну Николкин отец, как в воду канул. Ни слуху о нем, ни духу. Мать померла. От отца Николка унаследовал любовь к лошадям, неизмеримую отвагу и родинку, такую же, как у отца, величиной с голубиное яйцо, на левой ноге, выше щиколотки. До пятнадцати лет мыкался по работникам, а потом шинель длинную выпросил и с проходившим через станицу красным полком ушел на Врангеля. Летом нонешним купался Николка в Дону с военкомом. Тот, заикаясь и кривя контуженную голову, сказал, хлопая Николку по сутулой и черной от загара спине:
Ты того… того… Ты счастли… счастливый! Ну, да, счастливый! Родинка - это, говорят, счастье.
Николка ощерил зубы кипенные, нырнул и, отфыркиваясь, крикнул из воды:
Брешешь ты, чудак! Я с мальства сирота, в работниках всю жизнь гибнул, а он - счастье!..
И поплыл на желтую косу, обнимавшую Дон.
Хата, где квартирует Николка, стоит на яру над Доном. Из окон видно зеленое расплескавшееся Обдонье и вороненую сталь воды. По ночам в бурю волны стучатся под яром, ставни тоскуют, захлебываясь, и чудится Николке, что вода вкрадчиво ползет в щели пола и, прибывая, трясет хату.
Хотел он на другую квартиру перейти, да так и не перешел, остался до осени. Утром морозным на крыльцо вышел Николка, хрупкую тишину ломая перезвоном подкованных сапог. Спустился в вишневый садик и лег на траву, заплаканную, седую от росы. Слышно, как в сарае уговаривает хозяйка корову стоять спокойно, телок мычит требовательно и басовито, а о стенки цыбарки вызванивают струи молока.
Во дворе скрипнула калитка, собака забрехала. Голос взводного:
Командир дома?
Приподнялся на локтях Николка.
Вот он я! Ну, чего там еще?
Нарочный приехал из станицы. Говорит, банда пробилась из Сальского округа, совхоз Грушинский заняла…
Веди его сюда.
Тянет нарочный к конюшне лошадь, п
Прочитал Николка, что председатель просит его выступить с эскадроном на подмогу, и в горницу пошел, шашку цепляя, думал устало: «Учиться бы поехать куда-нибудь, а тут банда… Военком стыдит: мол, слова правильно не напишешь, а еще эскадронный… Я-то при чем, что не успел приходскую школу окончить? Чудак он… А тут банда… Опять кровь, а я уж уморился так жить… Опостылело все…»
Вышел на крыльцо, заряжая на ходу карабин, а мысли, как лошади по утоптанному шляху, мчались: «В город бы уехать… Учиться б…»
Мимо издохшей лошади шел в конюшню, глянул на черную ленту крови, точившуюся из пыльных ноздрей, и отвернулся.
По кочковатому летнику, по колеям, ветрами облизанным, мышастый придорожник кучерявится, лебеда и пышатки густо и махровито лопушатся. По летнику сено когда-то возили к гумнам, застывшим в степи янтарными брызгами, а торный шлях улегся бугром у столбов телеграфных. Бегут столбы в муть осеннюю, белесую, через лога и балки перешагивают, а мимо столбов шляхом глянцевитым ведет атаман банду - полсотни казаков донских и кубанских, властью советской недовольных. Трое суток, как набедившийся волк от овечьей отары, уходят дорогами и целиною бездорожно, а за ним вн
Отъявленный народ в банде, служивский, бывалый, а все же крепко призадумывается атаман: на стременах привстает, степь глазами излапывает, версты считает до голубенькой каемки лесов, протянутой по ту сторону Дона.
Так и уходят по-волчьи, а за ними эскадрон Николки Кошевого следы топчет.
Днями летними, погожими в степях донских, под небом густым и прозрачным звоном серебряным вызванивает и колышется хлебный колос. Это перед покосом, когда у ядреной пшеницы гарновки ус чернеет на колосе, будто у семнадцатилетнего парня, а жито дует вверх и норовит человека перерасти.
Бородатые станичники на суглинке, по песчаным буграм, возле левад засевают клинышками жито. Сроду не родится оно, издавна десятина не дает больше тридцати мер, а сеют потому, что из жита самогон гонят, яснее слезы девичьей; потому, что исстари так заведено, деды и прадеды пили, а на гербе казаков Области Войска Донского, должно, недаром изображен был пьяный казак, телешом сидящий на бочке винной. Хмелем густым и ярым бродят по осени хутора и станицы, нетрезво качаются красноверхие папахи над плетнями из краснотала.
По тому самому и атаман дня не бывает трезвым, потому-то все кучера и пулеметчики пьяно кособочатся на рессорных тачанках.
Семь лет не видал атаман родных куреней. Плен германский, потом Врангель, в солнце расплавленный Константинополь, лагерь в колючей проволоке, турецкая фелюга со смолистым соленым крылом, камыши кубанские, султанские, и - банда.
Вот она, атаманова жизнь, коли назад через плечо оглянуться. Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы раздвоенных бычачьих копыт возле музги степной. Боль, чудн
Зарею стукнули первые заморозки. Серебряной проседью брызнуло на разлапистые листья кувшинок, а на мельничном колесе поутру заприметил Лукич тонкие разноцветные, как слюда, льдинки.
С утра прихворнул Лукич: покалывало в поясницу, от боли глухой но
ги сделались чугунными, к земле липли. Шаркал по мельнице, с трудом передвигая несуразное, от костей отстающее тело. Из просорушки шмыгнул мышиный выводок; поглядел кверху глазами слезливо-мокрыми: под потолком с перекладины голубь сыпал скороговоркой дробное и деловитое бормотание. Ноздрями, словно из суглинка вылепленными, втянул дед вязкий душок водяной плесени и запах перемолотого жита, прислушался, как нехорошо, захлебываясь, сосала и облизывала сваи вода, и бороду мочалистую помял задумчиво.
На пчельнике прилег отдохнуть Лукич. Под тулупом спал наискось, распахнувши рот, в углах губ бороду слюнявил слюной клейкой и теплой. Сумерки густо измазали дедову хатенку, в молочных лоскутьях тумана застряла мельница…
А когда проснулся - из лесу выехало двое конных. Один из них крикнул деду, шагавшему по пчельнику:
Иди сюда, дед!
Глянул Лукич подозрительно, остановился. Много перевидал он за смутные года таких вот вооруженных людей, бравших не спрошаючи корм и муку, и всех их огулом, не различая, крепко недолюбливал.
Живей ходи, старый хрен!
Промеж ульев долбленых двинулся Лукич, тихонько губами вылинявшими беззвучно зашамкал, стал поодаль от гостей, наблюдая искоса.
Мы - красные, дедок…Ты нас не бойся, - миролюбиво просипел атаман. - Мы за бандой гоняемся, от своих отбились… Може, видел вчера отряд тут проходил?
Были какие-то.
Куда они пошли, дедушка?
А холера их ведает!
У тебя на мельнице никто из них не остался?
Нетути, - сказал Лукич коротко и повернулся спиной.
Погоди, старик. - Атаман с седла соскочил, качнулся на дуговатых ногах пьяно и, крепко дохнув самогоном, сказал: - Мы, дед, коммунистов ликвидируем… Так-то!.. А кто мы есть, не твоего ума дело! - Споткнулся, повод роняя из рук. - Твое дело зерна на семьдесят коней приготовить и молчать… Чтобы в два счета!.. Понял? Где у тебя зерно?
Нетути, - сказал Лукич, поглядывая в сторону.
А в энтом амбаре что?
Хлам, стало быть, разный… Нетути зерна!
А ну, пойдем!
Ухватил старика за шиворот и коленом потянул к амбару кособокому, в землю вросшему. Двери распахнул. В закромах просо и чернобылый ячмень.
Это тебе что, не зерно, старая сволочуга?
Зерно, кормилец… Отмол это… Год я его по зернушку собирал, а ты конями потравить норовишь…
По-твоему, нехай наши кони с голоду дохнут? Ты что же это - за красных стоишь, смерть выпрашиваешь?
Помилуй, жалкенький мой! За что ты меня? - Шапчонку сдернул Лукич, на колени жмякнулся, руки волосатые атамановы хватал, целуя…
Говори: красные тебе любы?
Прости, болезный!.. Извиняй на слове глупом. Ой, прости, не казни ты меня, - голосил старик, ноги атамановы обнимая.
Божись, что ты не за красных стоишь… Да ты не крестись, а землю ешь!..
Ртом беззубым жует песок из пригоршней дед и слезами его подмачивает.
Ну, теперь верю. Вставай, старый!
И смеется атаман, глядя, как не встанет на занемевшие ноги старик. А из закромов тянут наехавшие конные ячмень и пшеницу, под ноги лошадям сыплют и двор устилают золотистым зерном.
Заря в тумане, в мокрети мглистой.
Миновал Лукич часового и не дорогой, а стежкой лесной, одному ему ведомой, затрусил к хутору через буераки, через лес, насторожившийся в предутренней чуткой дреме.
До ветряка дотюпал, хотел через прогон завернуть в улочку, но перед глазами сразу вспухли неясные очертания всадников.
Кто идет? - окрик тревожный в тишине.
Я это… - шамкнул Лукич, а сам весь обмяк, затрясся.
Кто такой? Что - пропуск? По каким делам шляешься?
Мельник я… С водянки тутошней. По надобностям в хутор иду.
Каки-таки надобности? А ну, пойдем к командиру! Вперед иди…- крикнул один, наезжая лошадью.
На шее почуял Лукич парные лошадиные губы и, прихрамывая, засеменил в хутор.
На площади у хатенки, черепицей крытой, остановились. Провожатый, кряхтя, слез с седла, лошадь привязал к забору и, громыхая шашкой, взошел на крыльцо.
За мной иди!..
В окнах огонек маячит. Вошли.
Лукич чихнул от табачного дыма, шапку снял и торопливо перекрестился на передний угол.
Старика вот задержали. В хутор правился.
Николка со стола приподнял лохматую голову, в пуху и перьях, спросил сонно, но строго:
Куда шел?
Лукич вперед шагнул и радостью поперхнулся.
Родимый, свои это, а я думал - опять супостатники энти… Заробел дюже и спросить побоялся… Мельник я. Как шли вы через Митрохин лес и ко мне заезжали, еще молоком я тебя, касатик, поил… Аль запамятовал?..
Ну, что скажешь?
А то скажу, любезный мой: вчерась затемно наехали ко мне банды эти самые и зерно начисто стравили коньми!.. Смывались надо мною… Старший ихний говорит: присягай нам, в одну душу, и землю заставил есть.
А сейчас они где?
Тамотко и есть. Водки с собой навезли, лакают, нечистые, в моей горнице, а я сюда прибег доложить вашей милости, может хоть вы на них какую управу сыщете.
Скажи, чтоб седлали!.. - С лавки привстал, улыбаясь деду, Николка и шинель потянул за рукав устало.
Рассвело.
Николка, от ночей бессонных зелененький, подскакал к пулеметной двуколке.
Как пойдем в атаку - лупи по правому флангу. Нам надо крыло ихнее заломить!
И поскакал к развернутому эскадрону.
За кучей чахлых дубков на шляху показались конные - по четыре в ряд, тачанки в середине.
Намётом! - крикнул Николка и, чуя за спиной нарастающий грохот копыт, вытянул своего жеребца плетью.
У опушки отчаянно застучал пулемет, а те, на шляху, быстро, как на учении, лавой рассыпались.
Из бурелома на бугор выскочил волк, репьями увешанный. Прислушался, угнув голову вперед. Невдалеке барабанили выстрелы, и тягучей волной колыхался разноголосый вой.
Тук! - падал в ольшанике выстрел, а где-то за бугром, за пахотой эхо скороговоркой бормотало: так!
И опять часто: тук, тук, тук!.. А за бугром отвечало: так! так! так!..
Постоял волк и не спеша, вперевалку, потянул в лог, в заросли пожелтевшей нескошенной куги…
Держись!.. Тачанок не кидать!.. К перелеску… К перелеску, в кровину мать! - кричал атаман, привстав на стременах.
А возле тачанок уж суетились кучера и пулеметчики, обрубая постромки, и цепь, изломанная беспрестанным огнем пулеметов, уже захлестнулась в неудержимом бегстве.
Повернул атаман коня, а на него, раскрылатившись, скачет один и шашкой помахивает. По биноклю, метавшемуся на груди, по бурке догадался атаман, что не простой красноармеец скачет, и поводья натянул. Издалека увидел молодое безусое лицо, злобой перекошенное, и сузившиеся от ветра глаза. Конь под атаманом заплясал, приседая на задние ноги, а он, дергая из-за пояса зацепившийся за кушак маузер, крикнул:
Щенок белогубый!.. Махай, махай, я тебе намахаю!..
Атаман выстрелил в нараставшую черную бурку. Лошадь, проскакав саженей восемь, упала, а Николка бурку сбросил, стреляя, перебегал к атаману ближе, ближе…
За перелеском кто-то взвыл по-звериному и осекся. Солнце закрылось тучей, и на степь, на шлях, на лес, ветрами и осенью отерханный, упали плывущие тени.
«Неук, сосун, горяч, через это и смерть его тут налапает», - обрывками думал атаман и, выждав, когда у того кончилась обойма, поводья пустил и налетел коршуном.
Михаил Александрович Шолохов
На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневевшей от сырой стены, спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона сидит. Карандаш в пальцах его иззябших, недвижимых. Рядом с давнишними плакатами, распластанными на столе, - анкета, наполовину заполненная. Шершавый лист скупо рассказывает: Кошевой Николай . Командир эскадрона . Землероб . Член РКСМ .
Против графы «возраст» карандаш медленно выводит: 18 лет .
Плечист Николка, не по летам выглядит. Старят его глаза в морщинках лучистых и спина, по-стариковски сутулая.
Мальчишка ведь, пацаненок, куга зеленая, - говорят шутя в эскадроне, - а подыщи другого, кто бы сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира!
Стыдится Николка своих восемнадцати годов. Всегда против ненавистной графы «возраст» карандаш ползет, замедляя бег, а Николкины скулы полыхают досадным румянцем. Казак Николкин отец, а по отцу и он - казак. Помнит, будто в полусне, когда ему было лет пять-шесть, сажал его отец на коня своего служивского.
За гриву держись, сынок! - кричал он, а мать из дверей стряпки улыбалась Николке, бледнея, и глазами широко раскрытыми глядела на ножонки, окарачившие острую хребтину коня, и на отца, державшего повод.
Давно это было. Пропал в германскую войну Николкин отец, как в воду канул. Ни слуху о нем, ни духу. Мать померла. От отца Николка унаследовал любовь к лошадям, неизмеримую отвагу и родинку, такую же, как у отца, величиной с голубиное яйцо, на левой ноге, выше щиколотки. До пятнадцати лет мыкался по работникам, а потом шинель длинную выпросил и с проходившим через станицу красным полком ушел на Врангеля. Летом нонешним купался Николка в Дону с военкомом. Тот, заикаясь и кривя контуженную голову, сказал, хлопая Николку по сутулой и черной от загара спине:
Ты того… того… Ты счастли… счастливый! Ну, да, счастливый! Родинка - это, говорят, счастье.
Николка ощерил зубы кипенные, нырнул и, отфыркиваясь, крикнул из воды:
Брешешь ты, чудак! Я с мальства сирота, в работниках всю жизнь гибнул, а он - счастье!..
И поплыл на желтую косу, обнимавшую Дон.
Хата, где квартирует Николка, стоит на яру над Доном. Из окон видно зеленое расплескавшееся Обдонье и вороненую сталь воды. По ночам в бурю волны стучатся под яром, ставни тоскуют, захлебываясь, и чудится Николке, что вода вкрадчиво ползет в щели пола и, прибывая, трясет хату.
Хотел он на другую квартиру перейти, да так и не перешел, остался до осени. Утром морозным на крыльцо вышел Николка, хрупкую тишину ломая перезвоном подкованных сапог. Спустился в вишневый садик и лег на траву, заплаканную, седую от росы. Слышно, как в сарае уговаривает хозяйка корову стоять спокойно, телок мычит требовательно и басовито, а о стенки цыбарки вызванивают струи молока.
Во дворе скрипнула калитка, собака забрехала. Голос взводного:
Командир дома?
Приподнялся на локтях Николка.
Вот он я! Ну, чего там еще?
Нарочный приехал из станицы. Говорит, банда пробилась из Сальского округа, совхоз Грушинский заняла…
Веди его сюда.
Тянет нарочный к конюшне лошадь, п
Прочитал Николка, что председатель просит его выступить с эскадроном на подмогу, и в горницу пошел, шашку цепляя, думал устало: «Учиться бы поехать куда-нибудь, а тут банда… Военком стыдит: мол, слова правильно не напишешь, а еще эскадронный… Я-то при чем, что не успел приходскую школу окончить? Чудак он… А тут банда… Опять кровь, а я уж уморился так жить… Опостылело все…»
Вышел на крыльцо, заряжая на ходу карабин, а мысли, как лошади по утоптанному шляху, мчались: «В город бы уехать… Учиться б…»
Мимо издохшей лошади шел в конюшню, глянул на черную ленту крови, точившуюся из пыльных ноздрей, и отвернулся.
По кочковатому летнику, по колеям, ветрами облизанным, мышастый придорожник кучерявится, лебеда и пышатки густо и махровито лопушатся. По летнику сено когда-то возили к гумнам, застывшим в степи янтарными брызгами, а торный шлях улегся бугром у столбов телеграфных. Бегут столбы в муть осеннюю, белесую, через лога и балки перешагивают, а мимо столбов шляхом глянцевитым ведет атаман банду - полсотни казаков донских и кубанских, властью советской недовольных. Трое суток, как набедившийся волк от овечьей отары, уходят дорогами и целиною бездорожно, а за ним вн
Отъявленный народ в банде, служивский, бывалый, а все же крепко призадумывается атаман: на стременах привстает, степь глазами излапывает, версты считает до голубенькой каемки лесов, протянутой по ту сторону Дона.
Так и уходят по-волчьи, а за ними эскадрон Николки Кошевого следы топчет.
Днями летними, погожими в степях донских, под небом густым и прозрачным звоном серебряным вызванивает и колышется хлебный колос. Это перед покосом, когда у ядреной пшеницы гарновки ус чернеет на колосе, будто у семнадцатилетнего парня, а жито дует вверх и норовит человека перерасти.
Бородатые станичники на суглинке, по песчаным буграм, возле левад засевают клинышками жито. Сроду не родится оно, издавна десятина не дает больше тридцати мер, а сеют потому, что из жита самогон гонят, яснее слезы девичьей; потому, что исстари так заведено, деды и прадеды пили, а на гербе казаков Области Войска Донского, должно, недаром изображен был пьяный казак, телешом сидящий на бочке винной. Хмелем густым и ярым бродят по осени хутора и станицы, нетрезво качаются красноверхие папахи над плетнями из краснотала.
По тому самому и атаман дня не бывает трезвым, потому-то все кучера и пулеметчики пьяно кособочатся на рессорных тачанках.
Семь лет не видал атаман родных куреней. Плен германский, потом Врангель, в солнце расплавленный Константинополь, лагерь в колючей проволоке, турецкая фелюга со смолистым соленым крылом, камыши кубанские, султанские, и - банда.
Вот она, атаманова жизнь, коли назад через плечо оглянуться. Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы раздвоенных бычачьих копыт возле музги степной. Боль, чудн
Зарею стукнули первые заморозки. Серебряной проседью брызнуло на разлапистые листья кувшинок, а на мельничном колесе поутру заприметил Лукич тонкие разноцветные, как слюда, льдинки.
С утра прихворнул Лукич: покалывало в поясницу, от боли глухой но
ги сделались чугунными, к земле липли. Шаркал по мельнице, с трудом передвигая несуразное, от костей отстающее тело. Из просорушки шмыгнул мышиный выводок; поглядел кверху глазами слезливо-мокрыми: под потолком с перекладины голубь сыпал скороговоркой дробное и деловитое бормотание. Ноздрями, словно из суглинка вылепленными, втянул дед вязкий душок водяной плесени и запах перемолотого жита, прислушался, как нехорошо, захлебываясь, сосала и облизывала сваи вода, и бороду мочалистую помял задумчиво.
На пчельнике прилег отдохнуть Лукич. Под тулупом спал наискось, распахнувши рот, в углах губ бороду слюнявил слюной клейкой и теплой. Сумерки густо измазали дедову хатенку, в молочных лоскутьях тумана застряла мельница…
А когда проснулся - из лесу выехало двое конных. Один из них крикнул деду, шагавшему по пчельнику:
Иди сюда, дед!
Глянул Лукич подозрительно, остановился. Много перевидал он за смутные года таких вот вооруженных людей, бравших не спрошаючи корм и муку, и всех их огулом, не различая, крепко недолюбливал.
Живей ходи, старый хрен!
Промеж ульев долбленых двинулся Лукич, тихонько губами вылинявшими беззвучно зашамкал, стал поодаль от гостей, наблюдая искоса.
Мы - красные, дедок…Ты нас не бойся, - миролюбиво просипел атаман. - Мы за бандой гоняемся, от своих отбились… Може, видел вчера отряд тут проходил?
Были какие-то.
Куда они пошли, дедушка?
А холера их ведает!
У тебя на мельнице никто из них не остался?
Нетути, - сказал Лукич коротко и повернулся спиной.
Погоди, старик. - Атаман с седла соскочил, качнулся на дуговатых ногах пьяно и, крепко дохнув самогоном, сказал: - Мы, дед, коммунистов ликвидируем… Так-то!.. А кто мы есть, не твоего ума дело! - Споткнулся, повод роняя из рук. - Твое дело зерна на семьдесят коней приготовить и молчать… Чтобы в два счета!.. Понял? Где у тебя зерно?
Нетути, - сказал Лукич, поглядывая в сторону.
А в энтом амбаре что?
Хлам, стало быть, разный… Нетути зерна!
А ну, пойдем!
Ухватил старика за шиворот и коленом потянул к амбару кособокому, в землю вросшему. Двери распахнул. В закромах просо и чернобылый ячмень.
Это тебе что, не зерно, старая сволочуга?
Зерно, кормилец… Отмол это… Год я его по зернушку собирал, а ты конями потравить норовишь…
По-твоему, нехай наши кони с голоду дохнут? Ты что же это - за красных стоишь, смерть выпрашиваешь?
Помилуй, жалкенький мой! За что ты меня? - Шапчонку сдернул Лукич, на колени жмякнулся, руки волосатые атамановы хватал, целуя…
Говори: красные тебе любы?
Прости, болезный!.. Извиняй на слове глупом. Ой, прости, не казни ты меня, - голосил старик, ноги атамановы обнимая.
Божись, что ты не за красных стоишь… Да ты не крестись, а землю ешь!..
Ртом беззубым жует песок из пригоршней дед и слезами его подмачивает.
Ну, теперь верю. Вставай, старый!
И смеется атаман, глядя, как не встанет на занемевшие ноги старик. А из закромов тянут наехавшие конные ячмень и пшеницу, под ноги лошадям сыплют и двор устилают золотистым зерном.
Заря в тумане, в мокрети мглистой.
Миновал Лукич часового и не дорогой, а стежкой лесной, одному ему ведомой, затрусил к хутору через буераки, через лес, насторожившийся в предутренней чуткой дреме.
До ветряка дотюпал, хотел через прогон завернуть в улочку, но перед глазами сразу вспухли неясные очертания всадников.
Кто идет? - окрик тревожный в тишине.
Я это… - шамкнул Лукич, а сам весь обмяк, затрясся.
Кто такой? Что - пропуск? По каким делам шляешься?
Мельник я… С водянки тутошней. По надобностям в хутор иду.
Каки-таки надобности? А ну, пойдем к командиру! Вперед иди…- крикнул один, наезжая лошадью.
На шее почуял Лукич парные лошадиные губы и, прихрамывая, засеменил в хутор.
На площади у хатенки, черепицей крытой, остановились. Провожатый, кряхтя, слез с седла, лошадь привязал к забору и, громыхая шашкой, взошел на крыльцо.
За мной иди!..
В окнах огонек маячит. Вошли.
Лукич чихнул от табачного дыма, шапку снял и торопливо перекрестился на передний угол.
Старика вот задержали. В хутор правился.
Николка со стола приподнял лохматую голову, в пуху и перьях, спросил сонно, но строго:
Куда шел?
Лукич вперед шагнул и радостью поперхнулся.
Родимый, свои это, а я думал - опять супостатники энти… Заробел дюже и спросить побоялся… Мельник я. Как шли вы через Митрохин лес и ко мне заезжали, еще молоком я тебя, касатик, поил… Аль запамятовал?..
Ну, что скажешь?
А то скажу, любезный мой: вчерась затемно наехали ко мне банды эти самые и зерно начисто стравили коньми!.. Смывались надо мною… Старший ихний говорит: присягай нам, в одну душу, и землю заставил есть.
А сейчас они где?
Тамотко и есть. Водки с собой навезли, лакают, нечистые, в моей горнице, а я сюда прибег доложить вашей милости, может хоть вы на них какую управу сыщете.
Скажи, чтоб седлали!.. - С лавки привстал, улыбаясь деду, Николка и шинель потянул за рукав устало.
Рассвело.
Николка, от ночей бессонных зелененький, подскакал к пулеметной двуколке.
Как пойдем в атаку - лупи по правому флангу. Нам надо крыло ихнее заломить!
И поскакал к развернутому эскадрону.
За кучей чахлых дубков на шляху показались конные - по четыре в ряд, тачанки в середине.
Намётом! - крикнул Николка и, чуя за спиной нарастающий грохот копыт, вытянул своего жеребца плетью.
У опушки отчаянно застучал пулемет, а те, на шляху, быстро, как на учении, лавой рассыпались.
Из бурелома на бугор выскочил волк, репьями увешанный. Прислушался, угнув голову вперед. Невдалеке барабанили выстрелы, и тягучей волной колыхался разноголосый вой.
Тук! - падал в ольшанике выстрел, а где-то за бугром, за пахотой эхо скороговоркой бормотало: так!
И опять часто: тук, тук, тук!.. А за бугром отвечало: так! так! так!..
Постоял волк и не спеша, вперевалку, потянул в лог, в заросли пожелтевшей нескошенной куги…
Держись!.. Тачанок не кидать!.. К перелеску… К перелеску, в кровину мать! - кричал атаман, привстав на стременах.
А возле тачанок уж суетились кучера и пулеметчики, обрубая постромки, и цепь, изломанная беспрестанным огнем пулеметов, уже захлестнулась в неудержимом бегстве.
Повернул атаман коня, а на него, раскрылатившись, скачет один и шашкой помахивает. По биноклю, метавшемуся на груди, по бурке догадался атаман, что не простой красноармеец скачет, и поводья натянул. Издалека увидел молодое безусое лицо, злобой перекошенное, и сузившиеся от ветра глаза. Конь под атаманом заплясал, приседая на задние ноги, а он, дергая из-за пояса зацепившийся за кушак маузер, крикнул:
Щенок белогубый!.. Махай, махай, я тебе намахаю!..
Атаман выстрелил в нараставшую черную бурку. Лошадь, проскакав саженей восемь, упала, а Николка бурку сбросил, стреляя, перебегал к атаману ближе, ближе…
За перелеском кто-то взвыл по-звериному и осекся. Солнце закрылось тучей, и на степь, на шлях, на лес, ветрами и осенью отерханный, упали плывущие тени.
«Неук, сосун, горяч, через это и смерть его тут налапает», - обрывками думал атаман и, выждав, когда у того кончилась обойма, поводья пустил и налетел коршуном.
С седла перевесившись, шашкой махнул, на миг ощутил, как обмякло под ударом тело и послушно сползло наземь. Соскочил атаман, бинокль с убитого сдернул, глянул на ноги, дрожавшие мелким ознобом, оглянулся и присел сапоги снять хромовые с мертвяка. Ногой упираясь в хрустящее колено, снял один сапог быстро и ловко. Под другим, видно, чулок закатился:не скидается. Дернул, злобно выругавшись, с чулком сорвал сапог и на ноге, повыше щиколотки, родинку увидел с голубиное яйцо. Медленно, словно боясь разбудить, вверх лицом повернул холодеющую голову, руки измазал в крови, выползавшей изо рта широким бугристым валом, всмотрелся и только тогда плечи угловатые обнял неловко и сказал глухо:
Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя…
Чернея, крикнул:
Да скажи же хоть слово! Как же это, а?
Упал, заглядывая в меркнущие глаза; веки, кровью залитые, приподымая, тряс безвольное, податливое тело… Но накрепко закусил Николка посинелый кончик языка, будто боялся проговориться о чем-то неизмеримо большом и важном.
К груди прижимая, поцеловал атаман стынущие руки сына и, стиснув зубами запотевшую сталь маузера, выстрелил себе в рот…
А вечером, когда за перелеском замаячили конные, ветер донес голоса, лошадиное фырканье и звон стремян, - с лохматой головы атамана нехотя сорвался коршун-стервятник. Сорвался и растаял в сереньком, по-осеннему бесцветном небе.
На столе валяются патроны, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка, краюха хлеба. За столом сидит Николка Кошевой, командир эскадрона, он заполняет анкету. «Шершавый лист скупо рассказывает: Кошевой Николай. Командир эскадрона. Землероб. Член РКСМ, возраст - 18 лет». По виду зелёный мальчишка, но сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водил эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира. Николка ненавидит свой возраст, стыдится его.
Отец Николки - казак, и сам Николка тоже казак. Он вспоминает, как лет в пять-шесть сажал его отец на коня, приучал к верховой езде. В «германскую» отец сгинул. Мать умерла. От отца Николка унаследовал любовь к лошадям, неимоверную отвагу и родинку с голубиное яйцо на левой ноге выше щиколотки. В пятнадцать лет Николка ушёл с красными на Врангеля.
Квартирует Николка в хате, стоящей над самым Доном. Утром он вышел во двор и лёг в росистую траву. За ним пришёл казак и доложил, что прибыл нарочный, сообщивший о новой банде из Сальского округа, уже занявшей Грушинский совхоз. Нарочный скакал сорок вёрст без отдыху, загнал насмерть лошадь. Николка прочитал приказ ехать на подмогу. Он стал собираться, думая, что не мешало бы поучиться где-нибудь, а тут банда объявилась. Надоела Николке такая жизнь, но делать нечего, есть приказ командира.
Трое суток уходит банда от преследования отряда Николки Кошевого. Народ в банде бывалый, уходит по-волчьи. Атаман пьян, да и все кучера и пулемётчики пьяны. Семь лет атаман не был в родных краях: сначала был в германском плену, потом у Врангеля, ушёл в туретчину, но затем возвратился с бандой. «Вот она, атаманова жизнь, коли назад через плечо оглянуться. Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы в степи... Боль чудная и непонятная, точит изнутри, тошнотой наливает мускулы, и чувствует атаман: не забыть её и не залить лихоманку никаким самогоном».
Зарёю стукнули заморозки. Мельник Лукич прихворнул, на пчельнике он прилёг отдохнуть; когда проснулся, его окликнули двое военных, выехавших из лесу. Атаман прикинулся красным и начал выведывать у мельника, нет ли чужих поблизости. Он спустился с коня и признался, что ликвидирует красных, потом потребовал зерна коням. Мельнику жаль зерна, собираемого по крохам, не хочется отдавать; атаман грозится его убить за пособничество красным. Старик валялся в ногах, просил пощады. Атаман смеясь простил старика. А подъехавшие бандиты уже кормят зерном коней, просыпая золотые зерна под ноги.
Сквозь туман на зорьке двинулся Лукич на хутор и попал на конного, который повёл его к командиру. Лукича ввели в хату к Николке. Мельник обрадовался, что попал к красным. Он припомнил Николке, как поил его недавно молоком, когда его отряд проезжал мимо мельницы. Мельник жалуется на бандитов, потравивших у него все зерно. Сообщает, что они до сих пор на мельнице, пьяные, спят. Николка приказывает седлать коней и напасть на банду, уже выступавшую по шляху (дороге).
Атаман увидел скакавшего на него командира с шашкой, которого он определил по биноклю, висящему на груди молодого бойца. Атаман злобно прицелился и выстрелил. Лошадь под Николкой упала, а сам он, стреляя, бежал ближе к атаману. Атаман ждал, когда Николка расстреляет обойму, а потом коршуном налетел на парня. Он шашкой махнул, и обмякло тело Николки, сползло наземь. Атаман снял бинокль и хромовые сапоги с убитого. Сдёрнув с трудом сапоги вместе с носками, атаман увидел родинку. Он перевернул Николку к себе лицом и заплакал: «Сынок! Николушка! Родной! Кровинушка моя...» Атаман, поняв, что убил сына, достал револьвер и выстрелил себе в рот.
А вечером, когда над перелеском замаячили конные, с лохматой головы атамана сорвался коршун-стервятник.
Много написано рассказов о родительской любви. Такие произведения неизменно берут за душу читателя. Поэтому, наверное, и взялся не в первый раз за эту тему Шолохов. «Родинка» (краткое содержание это покажет) - рассказ о трагической любви отца и сына.
Глава 1. Николай Кошевой
Гражданская война. Молодой человек, солдат, заполняет какие-то документы в военном помещении. Ничто, кроме глаз, в нем не выдает бывалого служаку. Николаю Кошевому всего-то 18 годков. Он даже немного стесняется своего возраста. Правда, подвигов ратных у него уже немало. Этот мальчик уже командир эскадрона.
Шолохов так описывает главного героя и одновременно небольшими штрихами набрасывает контур его судьбы. Коля - сирота. Отец пропал в Первую мировую войну, мать тоже покинула мир сей. От родителей у него остались только смутные воспоминания и родинка на щиколотке, точнее, родимое пятно. В народе говорили, по крайней мере, во времена Коли, что родимое пятно - это отметина счастливцев. Так ли это или нет, расскажет Шолохов. «Родинка» (краткое содержание в том числе) не настраивает читателя на благодушный лад. Произведение это достаточно тяжелое и грустное с самого начала.
Главы 2 и 3. Мертвый конь и атаман
Вторая и третья главы настолько небольшие, что в нашем обзоре их можно соединить в одну. Во второй главе к Кошевому пришел гонец. Путь к командиру последнему стоил коня. Бедный зверь долго-долго скакал без всякого отдыха, потому и свалился замертво во дворе у командира Кошевого. Натурально описывает кончину коня Шолохов. «Родинка» (краткое содержание, надеемся, дает это прочувствовать) пропитана тревогой и ощущением близкого несчастья.
Гонец привез вести о банде, которая была замечена в определенной местности, и начальник того края слезно просил молодого командира помочь. Юноша не привык отказывать, да и как можно, ведь идет война.
Глава 4. Дед-мельник и шайка
Дед Лукич входит в повествование. Для того чтобы создать атмосферу, Шолохов живописует деревенский быт. Потом появляются недобрые молодцы вместе с атаманом. Спрашивают сначала про «красных», потом про зерно. У деда нет ни зерна, ни «красных», по его словам. Приспешники атамана начинают обыскивать мельницу и находят полные закрома. Дед умоляет не забирать зерно, таким тяжким трудом собранное. Командир банды не слушает его и кормит замечательным дедовским урожаем своих коней. Настоящих злодеев создал писатель в своем произведении «Родинка». Шолохов проникновенно описывает страдания бедного мельника.
Примечательно то, что Атаману мало грабежа, он еще хочет услышать от мельника, как тот не любит «красных». Дед послушно повторяет, что он ненавидит членов официальной армии новой власти.
Глава 5 и 6. «Предательство» деда и битва
Позднее дед, пока бандиты пили водку у него во дворе, тихонько прокрался к юному командиру Кошевому и все ему рассказал. Как пришли супостаты, отобрали зерно и настаивали на его отказе от признания советской власти и ее сторонников. Не по годам мудр рулевой эскадрона. Он не стал тратить силы на слова. Замечателен главный герой сочинения «Родинка». Шолохов явно сочувствует ему.
Кошевой внимательно выслушал и сказал только одно: «Седлай!».
Конечно, Шолохову далеко до голливудских фильмов, но он тоже достаточно динамично описал сцену борьбы красноармейцев с отщепенцами. Центральная схватка - это противостояние атамана и Кошевого. Нам очень хотелось бы сказать, что мальчик победил опытного солдата, но это не так. Молодость не всегда побеждает зрелость, особенно на войне. К сожалению, юноша пал в борьбе. В своем произведении «Родинка» Шолохов описывает это прекрасно, а мы, в свою очередь, постараемся передать только общий смысл сего печального события.
Атаман выбрал удачный момент, подкараулил юношу, вышел из укрытия и рубанул один раз саблей. Таким образом, молодой солдатик, вернее, душа его, отправилась в райские кущи. Бандит снял с молодца бинокль. Захотел стащить и новые сапоги. Одна нога поддалась без труда, а вторая - никак. Атаман рванул обувь на себя со звериной силой, стянув не только сапог, но и чулок. У мертвеца обнажилась щиколотка и родимое пятно величиной с яйцо голубя. Вот он - самый неожиданный момент, который содержит в себе рассказ «Родинка». Шолохов (краткое содержание, надеемся, сохраняло интригу до самого конца) блистательно закрутил сюжет!
Атаман преобразился из злодея в безутешного отца и начал причитать: «Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя...». Затем, видимо, посчитав, что ничего уже не изменить, командир застрелился из маузера. Так заканчивается рассказ «Родинка». Шолохов написал его, а мы пересказали лишь краткое содержание.
Много написано рассказов о родительской любви. Такие произведения неизменно берут за душу читателя. Поэтому, наверное, и взялся не в первый раз за эту тему Шолохов. «Родинка» (краткое содержание это покажет) – рассказ о трагической любви отца и сына.
Глава 1. Николай Кошевой
Гражданская война. Молодой человек, солдат, заполняет какие-то документы в военном помещении. Ничто, кроме глаз, в нем не выдает бывалого служаку. Николаю Кошевому всего-то 18 годков. Он даже немного стесняется своего возраста. Правда, подвигов ратных у него уже немало. Этот мальчик уже командир эскадрона.
Шолохов так описывает главного героя и одновременно небольшими штрихами набрасывает контур его судьбы. Коля – сирота. Отец пропал в Первую мировую войну, мать тоже покинула мир сей. От родителей у него остались только смутные воспоминания и родинка на щиколотке, точнее, родимое пятно. В народе говорили, по крайней мере, во времена Коли, что родимое пятно – это отметина счастливцев. Так ли это или нет, расскажет Шолохов. «Родинка» (краткое содержание в том числе) не настраивает читателя на благодушный лад. Произведение это достаточно тяжелое и грустное с самого начала.
Главы 2 и 3. Мертвый конь и атаман
Вторая и третья главы настолько небольшие, что в нашем обзоре их можно соединить в одну. Во второй главе к Кошевому пришел гонец. Путь к командиру последнему стоил коня. Бедный зверь долго-долго скакал без всякого отдыха, потому и свалился замертво во дворе у командира Кошевого. Натурально описывает кончину коня Шолохов. «Родинка» (краткое содержание, надеемся, дает это прочувствовать) пропитана тревогой и ощущением близкого несчастья.
Гонец привез вести о банде, которая была замечена в определенной местности, и начальник того края слезно просил молодого командира помочь. Юноша не привык отказывать, да и как можно, ведь идет война.
Глава 4. Дед-мельник и шайка
Дед Лукич входит в повествование. Для того чтобы создать атмосферу, Шолохов живописует деревенский быт. Потом появляются недобрые молодцы вместе с атаманом. Спрашивают сначала про «красных», потом про зерно. У деда нет ни зерна, ни «красных», по его словам. Приспешники атамана начинают обыскивать мельницу и находят полные закрома. Дед умоляет не забирать зерно, таким тяжким трудом собранное. Командир банды не слушает его и кормит замечательным дедовским урожаем своих коней. Настоящих злодеев создал писатель в своем произведении «Родинка». Шолохов проникновенно описывает страдания бедного мельника.
Примечательно то, что Атаману мало грабежа, он еще хочет услышать от мельника, как тот не любит «красных». Дед послушно повторяет, что он ненавидит членов официальной армии новой власти.
Глава 5 и 6. «Предательство» деда и битва
Позднее дед, пока бандиты пили водку у него во дворе, тихонько прокрался к юному командиру Кошевому и все ему рассказал. Как пришли супостаты, отобрали зерно и настаивали на его отказе от признания советской власти и ее сторонников. Не по годам мудр рулевой эскадрона. Он не стал тратить силы на слова. Замечателен главный герой сочинения «Родинка». Шолохов явно сочувствует ему.
Кошевой внимательно выслушал и сказал только одно: «Седлай!».
Конечно, Шолохову далеко до голливудских фильмов, но он тоже достаточно динамично описал сцену борьбы красноармейцев с отщепенцами. Центральная схватка – это противостояние атамана и Кошевого. Нам очень хотелось бы сказать, что мальчик победил опытного солдата, но это не так. Молодость не всегда побеждает зрелость, особенно на войне. К сожалению, юноша пал в борьбе. В своем произведении «Родинка» Шолохов описывает это прекрасно, а мы, в свою очередь, постараемся передать только общий смысл сего печального события.
Атаман выбрал удачный момент, подкараулил юношу, вышел из укрытия и рубанул один раз саблей. Таким образом, молодой солдатик, вернее, душа его, отправилась в райские кущи. Бандит снял с молодца бинокль. Захотел стащить и новые сапоги. Одна нога поддалась без труда, а вторая – никак. Атаман рванул обувь на себя со звериной силой, стянув не только сапог, но и чулок. У мертвеца обнажилась щиколотка и родимое пятно величиной с яйцо голубя. Вот он – самый неожиданный момент, который содержит в себе рассказ «Родинка». Шолохов (краткое содержание, надеемся, сохраняло интригу до самого конца) блистательно закрутил сюжет!
Атаман преобразился из злодея в безутешного отца и начал причитать: «Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя...». Затем, видимо, посчитав, что ничего уже не изменить, командир застрелился из маузера. Так заканчивается рассказ «Родинка». Шолохов написал его, а мы пересказали лишь краткое содержание.
"Родинка", Шолохов: анализ произведения
Годы Первой мировой, революции и особенно гражданской войны стали испытанием для всех жителей России. Очень остро ощутило на себе последствия политических событий казачество. Вольнолюбивый по натуре народ не мог примириться с тем, что устоявшаяся веками, налаженная жизнь рушится. Но самым страшным было даже не это. Произошедший между людьми раскол развел по разную сторону баррикад бывших соседей, товарищей и членов одной семьи.
Много внимания уделил изображению ужасов гражданской войны и анализу ее влияния на судьбы людей писатель М. Шолохов. Произведение «Родинка», написанное в 1924 году и положившее начало циклу «Донские рассказы», стало первым в его творчестве, где была показана правда о том страшном времени. А за роман-эпопею «Тихий Дон», в котором писатель обобщил весь материл по теме, писателю была присуждена Нобелевская премия.
Особенности изображения казачества Шолоховым
«Донские рассказы» стали важным событием в литературе двадцатых годов. Они не были похожи на то, что создавалось в период становления советской власти пролетарскими писателями. Потомственный казак и отличный знаток быта на Дону, М. Шолохов сумел воссоздать в небольших по объему произведениях неповторимый колорит и самобытность уклада жизни местного населения. Особое внимание он уделял нравственным убеждениям и идеалам, изначально основанным на доброте и гуманизме, но перечеркнутым братоубийственной войной.
Отношение к рассказам было неоднозначным. Многих смущали натурализм и нетрадиционность изображения гражданской войны, но именно это позволило писателю передать истинные масштабы трагедии. Именно этими принципами руководствовался при написании рассказа «Родинка» Шолохов.
Краткое содержание произведения: знакомство с Николкой
Сюжет рассказа довольно прост и строится в хронологическом порядке с небольшими отступлениями (ретроспективами) в прошлое. Главный герой – Николай Кошевой, молодой командир эскадрона Красной Армии. Николкой зовут восемнадцатилетнего парня бывалые казаки, которые уважали его за смелость и отвагу. Несмотря на юный возраст, он уже полгода возглавлял эскадрон и успел за это время разбить две банды. В этом велика была заслуга его отца, видного казака, «сгинувшего» еще на германской войне. Именно он привил сыну отвагу, выносливость, любовь к лошадям: уже в пять или шесть лет научил сына держаться в седле. А еще от отца досталась Николке (и на этом будет строиться дальнейший анализ произведения Шолохова) родинка на левой ноге, размером с голубиное яйцо.
Завязкой сюжета становится принесенное командиру письмо с известием о появлении в округе белых. Необходимость вновь выступать вызывает у командира невеселые размышления о том, как надоела ему военная жизнь: «Учиться бы … а тут банда».
Доблестный атаман
На сопоставлении двух сильных характеров строит рассказ «Родинка» Шолохов. Анализ внутреннего состояния немолодого казака, 7 лет не видевшего отчего дома, – следующая часть произведения. Он прошел германский плен, служил у Врангеля, побывал в Константинополе, теперь вот вернулся в родные края во главе банды. Огрубел душой атаман за эти годы, чувствует, будто точит его что-то изнутри, не дает покоя.
Три дня уходила банда от эскадрона Николки, затем расположилась у мельника, о чем последний сообщил красноармейцам. И вот уже несется молодой смелый казак на атамана. Его охваченное злобой еще безусое лицо и стремление достичь цели – даже пуля его не остановила – вызвали ожесточение у атамана. К тому же бинокль на груди ясно говорил о звании воина. Подлетел к нему атаман, и от взмаха шашки обмякло молодое тело. Опыт одержал верх над юношеской удалью. Затем с чулком сдернул старый казак хромовый сапог с ноги, а под ним (невероятно правдиво и эмоционально сильно изображает этот эпизод Шолохов) - родинка. Анализ рассказа особой остроты достигает именно в этой сцене, ставшей кульминационной во всем повествовании.
Главные герои как антиподы войны
В тот же момент узнал многое повидавший атаман сына, страданием и болью наполнилась его душа: «Николушка!.. Кровинушка моя!..». Развернувшаяся кровавая борьба разбросала по разные стороны родных людей, сделав их непримиримыми врагами. Не сумел отец простить себе убийство сына – стиснул зубами «сталь маузера» и выстрелил. Так трагически закончил рассказ «Родинка» Шолохов.
Анализ описания и поведения героев показывает, насколько противна была война их натуре, особенно Николке. С пятнадцати лет ему пришлось воевать, и в восемнадцать он выглядел уже уставшим от жизни человеком: с сеткой морщин у глаз, сутулой спиной. Его мечте получить образование так и не суждено было сбыться. Единственным светлым моментом остались для Николки воспоминания о спокойной мирной жизни, когда была жива еще мать, и отец не числился в пропавших. Эти ностальгические картины дают понять, насколько противна ему была сама по себе мысль о необходимости снова идти в бой. Так в самом начале рассказа «Родинка» Шолохов (краткое содержание мыслей героя выглядит красноречивее всего) дает понять читателю, что война – это что-то противоестественное, чуждое натуре человека. Мечтает вернуться к мирной жизни и как прежде пахать землю и старый атаман, все пытавшийся заглушить не отпускавшую его тоску хмелем.
Художественные детали в произведении
Необычной разговорной речью и выразительностью привлекает произведение «Родинка».Шолохов – проблематика рассказа связана с этим напрямую – усиливает ощущение трагизма благодаря обращению к ярким фольклорным образам. Так дважды при описании атамана упоминается волк. Сначала это яркое, образное сравнение старого казака с «набедившимся» вожаком стаи, стремительно идущим вперед. Разговорное слово помогает лучше понять эмоциональное состояние героя. Затем, накануне смертельного боя, волк на глазах у людей выскакивает из лога, прислушивается и не спеша уходит назад. По традиции волк символизировал у народа голодного, обозленного, обычно одинокого зверя, вызывающего скорее жалость, чем страх. Именно таким кажется в рассказе старый атаман.
Еще одного хищника вводит в рассказ «Родинка» Шолохов. Анализ последней сцены со стервятником, который вечером того же дня, когда произошло убийство, слетает с головы атамана и растворяется в небе, наводит на мысль об уставшей, истерзанной душе казака, покидающей тело и возносящейся ввысь.
Жизненный опыт автора
Убедительность и натурализм Шолохова при описании событий гражданской войны объясняются тем, что в 1918-19 годах он оказался в центре противостояния белых и красных в районе Еланской столицы. Писатель стал свидетелем неоправданной жестокости и насилия как одной, так и другой стороны, а однажды он даже попал в плен к Нестору Махно, но после допроса был отпущен. С 1920 года Шолохов сам «служил и мыкался по Донской земле». По его признанию, они с бандами поочередно гонялись друг за другом.
Выводы, к которым подводит читателя Шолохов
«Родинка» - полное содержание рассказа не может никого оставить равнодушным – заставляет по-настоящему задуматься о том, что в сложных условиях разрухи и непримиримой вражды люди ожесточаются, забывают о гуманизме и сочувствии. Автор не называет в этом, да и в других рассказах, правых и виноватых, так как в подобной ситуации их просто не может быть. Гражданская война стала общечеловеческой трагедией, о которой никогда не следует забывать – на это хочет обратить внимание читателя Шолохов. Родинка (анализ рассказа подводит к такому выводу) становится символом нерушимой кровной связи: у Николки она такая же, как у отца. Следовательно, в противостоянии героев (отец воспитал достойного сына) нет победителей, это изначально противоречит человеческой сущности.
Значение «Донских рассказов» Шолохова
Гражданская война стала настоящей катастрофой, в результате которой были начисто уничтожены моральные нормы и разрушены существовавшие между людьми связи. Это подчеркивает рассказом «Родинка» Шолохов. Анализ поступков и чувств героев является подтверждением этой мысли. Первое произведение задает тон всему циклу, и перед глазами читателя одна за другой оживают страшные картины, повествующие о неизмеримом человеческом горе. И хочется обратиться ко всем живущим на земле: «Люди, одумайтесь! Если брат убивает брата, а отец - сына, если все вокруг потонуло в море крови, ради чего жить дальше?»
Михаил Шолохов "Донские рассказы": краткое содержание рассказа "Родинка"
Весной 1905 года появился на свет будущий великий писатель Михаил Александрович Шолохов. «Донские рассказы», краткое содержание которых будет представлено ниже, являются непревзойденным шедевром, оставленным нам в наследство от автора.
Сюжет
Сюжет рассказа «Родинка» следующий: Николка Кошевой – восемнадцатилетний парень, является командиром полка и ведет борьбу не хуже любого бывалого вояки. Он – настоящий казак и сын казака. Автор приводит воспоминания парня о своем детстве, когда отец сажал его в пятилетнем возрасте на коня. Рано остался Николка сиротой. Мать умерла, отец пропал без вести во время Германской войны. Оставшись совсем один в 15 лет, ушел Николка к "красным".
Сильный и смелый юноша рано утром получает с нарочным приказ выезжать на захват банды в соседний совхоз. Приказы не обсуждаются, поэтому Николка собирается в дорогу.
Уже третий день уходит банда от погони отряда Кошевого. Состоит банда из пьяных бывалых солдат. Атаман их семь лет в родном краю не бывал. И плен пережил, и «туретчину», злой стал, черствый. Только боль душевную пытался залить самогоном.
Николка Кошевой, узнав от мельника, где засела банда, тут же направляется туда. Но атаман издали завидел молодого командира и прицелился. Выстрелил один раз, и лошадь упала под Николкой. Бежавший командир стрелял, а атаман, оскалясь, ждал, пока тот не потратит всю обойму. И вот тогда набросился атаман на командира и шашкой убил его. После этого убийца снял с трупа бинокль и сапоги. Но когда снимал, стащил и носки. Тут замерло сердце атамана. Увидел он на ноге Николки родинку с голубиное яйцо, ту самую родинку, какая была у его сына. Атаман убил себя выстрелом в рот. И сидел на его голове коршун-стервятник.
Особый подход
В этом краткое содержание. «Донские рассказы» Шолохов написал не столько для того, чтобы показать ужасы гражданской войны, сколько для того, чтобы явить людям выход из нее. Вообще, Михаил Шолохов из всех писателей, раскрывавших в своем творчестве темы коллективизации, гражданской войны, раскулачивания, отличался своим особым подходом к оценке событий и поступков людей. Не делает героев только положительными или отрицательными Шолохов («Донские рассказы»). Краткое содержание некоторых из произведений это подтверждает. Каждый со своей правдой, со своим жизненным взглядом. В первую очередь, писатель интересовался внутренним миром героя, а не тем, к Белому или Красному движению он тяготеет. Именно по этой причине мы не увидим оправдания самим автором «красных» или «белых» идей, жестокости и бесчеловечности. В этом весь Шолохов («Донские рассказы»). Краткое содержание, конечно, не позволяет увидеть весь глубинный смысл книги. Оно лишь раскрывает сюжет.
