Виталий Закруткин

Матерь Человеческая

Эту женщину я не мог, не имел права забыть.

Нелегкая ее жизнь, чистая душа, характер, глубокий и добрый, наконец, то, как в полном одиночестве пережила она те страшные месяцы, которые стали для нее великим испытанием, - все это было мне известно, и я не забывал ее. Но потом отмеченные кровавыми боями последние годы войны, трудные походы по чужим землям, ранение, госпиталь, возвращение в разоренную врагами родную станицу, потеря близких, дорогих моему сердцу людей стерли, размыли в памяти образ этой женщины, и черты ее забылись, словно растаяли в белесой пелене утреннего тумана над захолодавшей осенней рекой…

Прошли годы… И вот однажды в древнем прикарпатском городе, куда я приехал по просьбе старого фронтового друга, мне вдруг вспомнилось все, что я знал о женщине, которую не смел забыть.

Получилось это так. Каждое утро, до восхода солнца, я выходил на прогулку: бродил по пустынным аллеям векового парка, медленно поднимался по крутому склону высокого холма, который местные жители именовали Княжьей горой. Там, на вершине холма, присев на железную скамью, я любовался старым городом. Озаренный желто-розовыми солнечными лучами, повитый легкой, призрачной дымкой, город являл собой живую картину человеческой жизни на протяжении семи веков; руины древних замков, полуразрушенные стены монастырей, украшенные позолотой иезуитские, бернардинские и доминиканские костелы, ветхие деревянные церквушки и мрачные соборы, островерхие, крытые красной черепицей дома и остатки тронутых мшистой прозеленью пороховых башен, узкие, кривые переулки и широкие площади, бронзовые статуи на гранитных постаментах, радужные фонтаны, парки и кладбища - запечатленные многими людскими поколениями памятники их жизни - вызывали молчаливое раздумье, мысли о вечном, неотвратимом течении времени…

Неподалеку от скамьи, на которой я обычно сидел, рос раскидистый клен, а у клена белела ноздреватая, источенная дождями каменная ниша. В нише стояло изваяние мадонны с младенцем на руках. И мадонна и пухлощекий ее младенец были ярко и грубо раскрашены масляной краской. На темноволосой голове мадонны красовался серый от пыли восковой венок, а у ног ее, на каменном карнизе, постоянно лежали свежие, обрызганные водой живые цветы: белые и алые гладиолусы, светло-голубые флоксы, несколько зеленых веток папоротника.

Цветы приносили двое дряхлых стариков - мужчина и женщина. На вершине Княжьей горы они появлялись раньше меня, клали цветы к подножию мадонны и, прижавшись друг к другу, подолгу стояли молча. Чаще всего я видел лишь их согбенные спины и низко опущенные седые головы. Какое горе согнуло этих бедно одетых людей, о чем они просили каменную мадонну кто знает? Может, они потеряли любимого сына или, скошенная неизлечимой болезнью, умирала их единственная дочь? А может, кто-то жестоко обидел беззащитных стариков, или остались они, никому не нужные, без кровли и без куска хлеба? Широким и глубоким, как море, бывает горе людское, и чаще всего остается оно немым…

Свершив свою безмолвную молитву, старики каждый день проходили мимо моей скамьи и ни разу на меня не взглянули. А я после их ухода долго смотрел на раскрашенную мадонну, и странные мысли одолевали меня.

«Тебя, женщину по имени Мария, люди назвали матерью божьей, - думал я. - Люди поверили, что ты, непорочная, родила им спасителя-бога, принесшего себя в жертву и распятого за людские грехи. И люди сложили в твою честь песнопения-молитвы и стали именовать тебя владычицей и госпожой, без искуса мужеска зачавшей, присноблаженной, невестой неневестной. Богородительница, царица небесная, приснодева, пречистая, источник живота родшая, богоизбранная, предстательница, заступница благодатная, богоневестная матерь - так называют тебя люди. Они построили тебе великолепные храмы, и самые великие художники мира украсили эти храмы твоим изображением. Голову твою и голову твоего младенца-сына окружили сияющим нимбом святости. Искусные златокузнецы и мастера-бриллиантщики одели тебя и сына драгоценными ризами икон. Лик твой, дева Мария, запечатлели на храмовых хоругвях, на бармах - царском оплечье, в священных книгах и гравюрах, и рыцари-крестоносцы и полководцы-воители, отправляясь на битву, преклоняли колени перед тобой. Именем твоим отцы-инквизиторы судили мужчин и женщин, именуя несчастных еретиками-отступниками и живьем сжигая их на кострах…»

В густых ветвях клена тенькала синица, пестрые дрозды носились среди пихт и сосен. Золотыми отсветами солнца переливался, мерцал внизу древний город. В небесной синеве плыли редкие белые облака.

Неподвижными, кукольными глазами смотрела мадонна на меня, на деревья, на город. У ее ног лежали оставленные стариками цветы, и от них струился еле уловимый, грустный, легкий запах увядания.

«За что, женщина, люди поклоняются тебе? - мысленно спрашивал я, всматриваясь в бледно-желтое лицо мадонны, в кукольные глаза ее. - Ведь ты никогда не жила на свете. Ты выдумана людьми. А если даже ты была, Мария, то что тобой свершено в жизни и чем заслужила ты поклонение? Если верить евангелистам, ты вышла замуж за плотника, неизвестно от кого родила сына и потеряла его, распятого на кресте. Смерть сына - тяжкое, неизбывное горе для матери. Но разве нет на земле матерей человеческих, испытавших более страшные удары судьбы, чем те, которые ниспосланы были тебе? Кто же измерит их горе? Кто исчислит все их утраты? Кто им воздаст за их неустанный труд, за любовь к людям и милосердие, за материнское терпение, за пролитые ими слезы, за все, что пережили они и свершили во имя жизни на любимой ими нелегкой земле?»

Так думал я, всматриваясь в раскрашенное лицо каменной девы Марии, ив этот миг вдруг вспомнил женщину, которую не смел, не имел права забыть. Однажды, в годы войны, наши пути с ней случайно пересеклись, и теперь, спустя много лет, я не могу не рассказать о ней людям…

В эту сентябрьскую ночь небо вздрагивало, билось в частой дрожи, багряно светилось, отражая полыхавшие внизу пожары, и не было на нем видно ни луны, ни звезд. Над глухо гудящей землей громыхали ближние и дальние пушечные залпы. Все вокруг было залито неверным, тусклым медно-красным светом, отовсюду слышалось зловещее урчание, и со всех сторон наползали невнятные, пугающие шумы…

Прижавшись к земле, Мария лежала в глубокой борозде. Над ней, едва различимая в смутном полумраке, шуршала, покачивала высохшими метелками густая чаща кукурузы. Кусая от страха губы, закрыв уши руками, Мария вытянулась в ложбине борозды. Ей хотелось втиснуться в затвердевшую, поросшую травой пахоту, укрыться землей, чтоб не видеть и не слышать того, что творилось сейчас на хуторе.

Матерь Человеческая

Эту женщину я не мог, не имел права забыть.

Нелегкая ее жизнь, чистая душа, характер, глубокий и добрый, наконец, то, как в полном одиночестве пережила она те страшные месяцы, которые стали для нее великим испытанием, - все это было мне известно, и я не забывал ее. Но потом отмеченные кровавыми боями последние годы войны, трудные походы по чужим землям, ранение, госпиталь, возвращение в разоренную врагами родную станицу, потеря близких, дорогих моему сердцу людей стерли, размыли в памяти образ этой женщины, и черты ее забылись, словно растаяли в белесой пелене утреннего тумана над захолодавшей осенней рекой...

Прошли годы... И вот однажды в древнем прикарпатском городе, куда я приехал по просьбе старого фронтового друга, мне вдруг вспомнилось все, что я знал о женщине, которую не смел забыть.

Получилось это так. Каждое утро, до восхода солнца, я выходил на прогулку: бродил по пустынным аллеям векового парка, медленно поднимался по крутому склону высокого холма, который местные жители именовали Княжьей горой. Там, на вершине холма, присев на железную скамью, я любовался старым городом. Озаренный желто-розовыми солнечными лучами, повитый легкой, призрачной дымкой, город являл собой живую картину человеческой жизни на протяжении семи веков; руины древних замков, полуразрушенные стены монастырей, украшенные позолотой иезуитские, бернардинские и доминиканские костелы, ветхие деревянные церквушки и мрачные соборы, островерхие, крытые красной черепицей дома и остатки тронутых мшистой прозеленью пороховых башен, узкие, кривые переулки и широкие площади, бронзовые статуи на гранитных постаментах, радужные фонтаны, парки и кладбища - запечатленные многими людскими поколениями памятники их жизни - вызывали молчаливое раздумье, мысли о вечном, неотвратимом течении времени...

Неподалеку от скамьи, на которой я обычно сидел, рос раскидистый клен, а у клена белела ноздреватая, источенная дождями каменная ниша. В нише стояло изваяние мадонны с младенцем на руках. И мадонна и пухлощекий ее младенец были ярко и грубо раскрашены масляной краской. На темноволосой голове мадонны красовался серый от пыли восковой венок, а у ног ее, на каменном карнизе, постоянно лежали свежие, обрызганные водой живые цветы: белые и алые гладиолусы, светло-голубые флоксы, несколько зеленых веток папоротника.

Цветы приносили двое дряхлых стариков - мужчина и женщина. На вершине Княжьей горы они появлялись раньше меня, клали цветы к подножию мадонны и, прижавшись друг к другу, подолгу стояли молча. Чаще всего я видел лишь их согбенные спины и низко опущенные седые головы. Какое горе согнуло этих бедно одетых людей, о чем они просили каменную мадонну кто знает? Может, они потеряли любимого сына или, скошенная неизлечимой болезнью, умирала их единственная дочь? А может, кто-то жестоко обидел беззащитных стариков, или остались они, никому не нужные, без кровли и без куска хлеба? Широким и глубоким, как море, бывает горе людское, и чаще всего остается оно немым...

Свершив свою безмолвную молитву, старики каждый день проходили мимо моей скамьи и ни разу на меня не взглянули. А я после их ухода долго смотрел на раскрашенную мадонну, и странные мысли одолевали меня.

"Тебя, женщину по имени Мария, люди назвали матерью божьей, - думал я. - Люди поверили, что ты, непорочная, родила им спасителя-бога, принесшего себя в жертву и распятого за людские грехи. И люди сложили в твою честь песнопения-молитвы и стали именовать тебя владычицей и госпожой, без искуса мужеска зачавшей, присноблаженной, невестой неневестной. Богородительница, царица небесная, приснодева, пречистая, источник живота родшая, богоизбранная, предстательница, заступница благодатная, богоневестная матерь - так называют тебя люди. Они построили тебе великолепные храмы, и самые великие художники мира украсили эти храмы твоим изображением. Голову твою и голову твоего младенца-сына окружили сияющим нимбом святости. Искусные златокузнецы и мастера-бриллиантщики одели тебя и сына драгоценными ризами икон. Лик твой, дева Мария, запечатлели на храмовых хоругвях, на бармах - царском оплечье, в священных книгах и гравюрах, и рыцари-крестоносцы и полководцы-воители, отправляясь на битву, преклоняли колени перед тобой. Именем твоим отцы-инквизиторы судили мужчин и женщин, именуя несчастных еретиками-отступниками и живьем сжигая их на кострах..."

В густых ветвях клена тенькала синица, пестрые дрозды носились среди пихт и сосен. Золотыми отсветами солнца переливался, мерцал внизу древний город. В небесной синеве плыли редкие белые облака.

Неподвижными, кукольными глазами смотрела мадонна на меня, на деревья, на город. У ее ног лежали оставленные стариками цветы, и от них струился еле уловимый, грустный, легкий запах увядания.

"За что, женщина, люди поклоняются тебе? - мысленно спрашивал я, всматриваясь в бледно-желтое лицо мадонны, в кукольные глаза ее. - Ведь ты никогда не жила на свете. Ты выдумана людьми. А если даже ты была, Мария, то что тобой свершено в жизни и чем заслужила ты поклонение? Если верить евангелистам, ты вышла замуж за плотника, неизвестно от кого родила сына и потеряла его, распятого на кресте. Смерть сына - тяжкое, неизбывное горе для матери. Но разве нет на земле матерей человеческих, испытавших более страшные удары судьбы, чем те, которые ниспосланы были тебе? Кто же измерит их горе? Кто исчислит все их утраты? Кто им воздаст за их неустанный труд, за любовь к людям и милосердие, за материнское терпение, за пролитые ими слезы, за все, что пережили они и свершили во имя жизни на любимой ими нелегкой земле?"

Так думал я, всматриваясь в раскрашенное лицо каменной девы Марии, ив этот миг вдруг вспомнил женщину, которую не смел, не имел права забыть. Однажды, в годы войны, наши пути с ней случайно пересеклись, и теперь, спустя много лет, я не могу не рассказать о ней людям...

В эту сентябрьскую ночь небо вздрагивало, билось в частой дрожи, багряно светилось, отражая полыхавшие внизу пожары, и не было на нем видно ни луны, ни звезд. Над глухо гудящей землей громыхали ближние и дальние пушечные залпы. Все вокруг было залито неверным, тусклым медно-красным светом, отовсюду слышалось зловещее урчание, и со всех сторон наползали невнятные, пугающие шумы...

Прижавшись к земле, Мария лежала в глубокой борозде. Над ней, едва различимая в смутном полумраке, шуршала, покачивала высохшими метелками густая чаща кукурузы. Кусая от страха губы, закрыв уши руками, Мария вытянулась в ложбине борозды. Ей хотелось втиснуться в затвердевшую, поросшую травой пахоту, укрыться землей, чтоб не видеть и не слышать того, что творилось сейчас на хуторе.

Она легла на живот, уткнулась лицом в сухую траву. Но долго лежать так ей было больно и неудобно - беременность давала о себе знать. Вдыхая горьковатый запах травы, она повернулась на бок, полежала немного, потом легла на спину. Вверху, оставляя огненный след, гудя и высвистывая, проносились реактивные снаряды, зелеными и красными стрелами пронзали небо трассирующие пули. Снизу, от хутора, тянулся тошнотворный, удушливый запах дыма и гари.

Господи, - всхлипывая, шептала Мария, - пошли мне смерть, господи... Нет у меня больше сил... не могу я... пошли мне смерть, прошу тебя, боже...

Она поднялась, стала на колени, прислушалась. "Будь что будет, подумала она в отчаянии, - лучше помереть там, со всеми". Подождав немного, оглядываясь по сторонам, как затравленная волчица, и ничего не видя в алом, шевелящемся мраке, Мария поползла на край кукурузного поля. Отсюда, с вершины покатого, почти неприметного холма, хутор был хорошо виден. До него было километра полтора, не больше, и то, что увидела Мария, пронизало ее смертным холодом.

Все тридцать домов хутора горели. Колеблемые ветром косые языки пламени прорывались сквозь черные клубы дыма, вздымали к потревоженному небу густые россыпи огненных искр. По освещенной заревом пожара единственной хуторской улице неторопливо ходили немецкие солдаты с длинными пылающими факелами в руках. Они протягивали факелы к соломенным и камышовым крышам домов, сараев, курятников, не пропуская на своем пути ничего, даже самого завалящего катушка или собачьей конуры, и следом за ними вспыхивали новые космы огня, и к небу летели и летели красноватые искры.

Виталий Закруткин

Матерь Человеческая

Эту женщину я не мог, не имел права забыть.

Нелегкая ее жизнь, чистая душа, характер, глубокий и добрый, наконец, то, как в полном одиночестве пережила она те страшные месяцы, которые стали для нее великим испытанием, - все это было мне известно, и я не забывал ее. Но потом отмеченные кровавыми боями последние годы войны, трудные походы по чужим землям, ранение, госпиталь, возвращение в разоренную врагами родную станицу, потеря близких, дорогих моему сердцу людей стерли, размыли в памяти образ этой женщины, и черты ее забылись, словно растаяли в белесой пелене утреннего тумана над захолодавшей осенней рекой…

Прошли годы… И вот однажды в древнем прикарпатском городе, куда я приехал по просьбе старого фронтового друга, мне вдруг вспомнилось все, что я знал о женщине, которую не смел забыть.

Получилось это так. Каждое утро, до восхода солнца, я выходил на прогулку: бродил по пустынным аллеям векового парка, медленно поднимался по крутому склону высокого холма, который местные жители именовали Княжьей горой. Там, на вершине холма, присев на железную скамью, я любовался старым городом. Озаренный желто-розовыми солнечными лучами, повитый легкой, призрачной дымкой, город являл собой живую картину человеческой жизни на протяжении семи веков; руины древних замков, полуразрушенные стены монастырей, украшенные позолотой иезуитские, бернардинские и доминиканские костелы, ветхие деревянные церквушки и мрачные соборы, островерхие, крытые красной черепицей дома и остатки тронутых мшистой прозеленью пороховых башен, узкие, кривые переулки и широкие площади, бронзовые статуи на гранитных постаментах, радужные фонтаны, парки и кладбища - запечатленные многими людскими поколениями памятники их жизни - вызывали молчаливое раздумье, мысли о вечном, неотвратимом течении времени…

Неподалеку от скамьи, на которой я обычно сидел, рос раскидистый клен, а у клена белела ноздреватая, источенная дождями каменная ниша. В нише стояло изваяние мадонны с младенцем на руках. И мадонна и пухлощекий ее младенец были ярко и грубо раскрашены масляной краской. На темноволосой голове мадонны красовался серый от пыли восковой венок, а у ног ее, на каменном карнизе, постоянно лежали свежие, обрызганные водой живые цветы: белые и алые гладиолусы, светло-голубые флоксы, несколько зеленых веток папоротника.

Цветы приносили двое дряхлых стариков - мужчина и женщина. На вершине Княжьей горы они появлялись раньше меня, клали цветы к подножию мадонны и, прижавшись друг к другу, подолгу стояли молча. Чаще всего я видел лишь их согбенные спины и низко опущенные седые головы. Какое горе согнуло этих бедно одетых людей, о чем они просили каменную мадонну кто знает? Может, они потеряли любимого сына или, скошенная неизлечимой болезнью, умирала их единственная дочь? А может, кто-то жестоко обидел беззащитных стариков, или остались они, никому не нужные, без кровли и без куска хлеба? Широким и глубоким, как море, бывает горе людское, и чаще всего остается оно немым…

Свершив свою безмолвную молитву, старики каждый день проходили мимо моей скамьи и ни разу на меня не взглянули. А я после их ухода долго смотрел на раскрашенную мадонну, и странные мысли одолевали меня.

«Тебя, женщину по имени Мария, люди назвали матерью божьей, - думал я. - Люди поверили, что ты, непорочная, родила им спасителя-бога, принесшего себя в жертву и распятого за людские грехи. И люди сложили в твою честь песнопения-молитвы и стали именовать тебя владычицей и госпожой, без искуса мужеска зачавшей, присноблаженной, невестой неневестной. Богородительница, царица небесная, приснодева, пречистая, источник живота родшая, богоизбранная, предстательница, заступница благодатная, богоневестная матерь - так называют тебя люди. Они построили тебе великолепные храмы, и самые великие художники мира украсили эти храмы твоим изображением. Голову твою и голову твоего младенца-сына окружили сияющим нимбом святости. Искусные златокузнецы и мастера-бриллиантщики одели тебя и сына драгоценными ризами икон. Лик твой, дева Мария, запечатлели на храмовых хоругвях, на бармах - царском оплечье, в священных книгах и гравюрах, и рыцари-крестоносцы и полководцы-воители, отправляясь на битву, преклоняли колени перед тобой. Именем твоим отцы-инквизиторы судили мужчин и женщин, именуя несчастных еретиками-отступниками и живьем сжигая их на кострах…»

В густых ветвях клена тенькала синица, пестрые дрозды носились среди пихт и сосен. Золотыми отсветами солнца переливался, мерцал внизу древний город. В небесной синеве плыли редкие белые облака.

Неподвижными, кукольными глазами смотрела мадонна на меня, на деревья, на город. У ее ног лежали оставленные стариками цветы, и от них струился еле уловимый, грустный, легкий запах увядания.

«За что, женщина, люди поклоняются тебе? - мысленно спрашивал я, всматриваясь в бледно-желтое лицо мадонны, в кукольные глаза ее. - Ведь ты никогда не жила на свете. Ты выдумана людьми. А если даже ты была, Мария, то что тобой свершено в жизни и чем заслужила ты поклонение? Если верить евангелистам, ты вышла замуж за плотника, неизвестно от кого родила сына и потеряла его, распятого на кресте. Смерть сына - тяжкое, неизбывное горе для матери. Но разве нет на земле матерей человеческих, испытавших более страшные удары судьбы, чем те, которые ниспосланы были тебе? Кто же измерит их горе? Кто исчислит все их утраты? Кто им воздаст за их неустанный труд, за любовь к людям и милосердие, за материнское терпение, за пролитые ими слезы, за все, что пережили они и свершили во имя жизни на любимой ими нелегкой земле?»

Так думал я, всматриваясь в раскрашенное лицо каменной девы Марии, ив этот миг вдруг вспомнил женщину, которую не смел, не имел права забыть. Однажды, в годы войны, наши пути с ней случайно пересеклись, и теперь, спустя много лет, я не могу не рассказать о ней людям…

В эту сентябрьскую ночь небо вздрагивало, билось в частой дрожи, багряно светилось, отражая полыхавшие внизу пожары, и не было на нем видно ни луны, ни звезд. Над глухо гудящей землей громыхали ближние и дальние пушечные залпы. Все вокруг было залито неверным, тусклым медно-красным светом, отовсюду слышалось зловещее урчание, и со всех сторон наползали невнятные, пугающие шумы…

Прижавшись к земле, Мария лежала в глубокой борозде. Над ней, едва различимая в смутном полумраке, шуршала, покачивала высохшими метелками густая чаща кукурузы. Кусая от страха губы, закрыв уши руками, Мария вытянулась в ложбине борозды. Ей хотелось втиснуться в затвердевшую, поросшую травой пахоту, укрыться землей, чтоб не видеть и не слышать того, что творилось сейчас на хуторе.

Она легла на живот, уткнулась лицом в сухую траву. Но долго лежать так ей было больно и неудобно - беременность давала о себе знать. Вдыхая горьковатый запах травы, она повернулась на бок, полежала немного, потом легла на спину. Вверху, оставляя огненный след, гудя и высвистывая, проносились реактивные снаряды, зелеными и красными стрелами пронзали небо трассирующие пули. Снизу, от хутора, тянулся тошнотворный, удушливый запах дыма и гари.

Господи, - всхлипывая, шептала Мария, - пошли мне смерть, господи… Нет у меня больше сил… не могу я… пошли мне смерть, прошу тебя, боже…

Она поднялась, стала на колени, прислушалась. «Будь что будет, подумала она в отчаянии, - лучше помереть там, со всеми». Подождав немного, оглядываясь по сторонам, как затравленная волчица, и ничего не видя в алом, шевелящемся мраке, Мария поползла на край кукурузного поля. Отсюда, с вершины покатого, почти неприметного холма, хутор был хорошо виден. До него было километра полтора, не больше, и то, что увидела Мария, пронизало ее смертным холодом.

Все тридцать домов хутора горели. Колеблемые ветром косые языки пламени прорывались сквозь черные клубы дыма, вздымали к потревоженному небу густые россыпи огненных искр. По освещенной заревом пожара единственной хуторской улице неторопливо ходили немецкие солдаты с длинными пылающими факелами в руках. Они протягивали факелы к соломенным и камышовым крышам домов, сараев, курятников, не пропуская на своем пути ничего, даже самого завалящего катушка или собачьей конуры, и следом за ними вспыхивали новые космы огня, и к небу летели и летели красноватые искры.

Два сильных взрыва потрясли воздух. Они следовали один за другим на западной стороне хутора, и Мария поняла, что немцы взорвали новый кирпичный коровник, построенный колхозом перед самой войной.

Всех оставшихся в живых хуторян - их вместе с женщинами и детьми было человек сто - немцы выгнали из домов и собрали на открытом месте, за хутором, там, где летом был колхозный ток. На току, подвешенный на высоком столбе, раскачивался керосиновый фонарь. Его слабый, мигающий свет казался едва заметной точкой. Мария хорошо знала это место. Год тому назад, вскоре после начала войны, она вместе с женщинами из своей бригады ворошила на току зерно. Многие плакали, вспоминая ушедших на фронт мужей, братьев, детей. Но война им казалась далекой, и не знали они тогда, что ее кровавый вал докатится до их неприметного, малого, затерянного в холмистой степи хутора. И вот в эту страшную сентябрьскую ночь на их глазах догорал родной хутор, а сами они, окруженные автоматчиками, стояли на току, словно отара бессловесных овец на тырле, и не знали, что их ждет…

Написано много книг. Мы преклоняемся перед героизмом солдат, защищавших нашу Родину. Но нельзя забывать и о гражданском населении - рабочих, крестьянах, которые внесли свой посильный вклад в победу.

О простой женщине рассказывает Виталий Закруткин в своей повести «Матерь человеческая». Анализ этого произведения поможет читателю понять, какой глубокий смысл вложил автор в свое творение.

Предыстория написания повести

Виталий Александрович Закруткин начинает свою книгу с рассказа о женщине. Он говорит, что на ее долю выпали тяжелые испытания, но она преодолела их и смогла сохранить свою душу чистой. Ее добрый характер так и остался таковым.

Дальше автор рассказывает, какой именно случай подтолкнул его к написанию повести. По просьбе своего старого друга он поехал в Прикарпатье. Ежедневно, еще до восхода солнца, отправлялся гулять, поднимался на Княжью гору. Когда Виталий Александрович садился отдохнуть на скамью, то видел нишу, в которой стояло изваяние - Мадонна держала на руках младенца.

Размышляя о божьей матери, писатель вспомнил о земной женщине, которая тоже потеряла сына, о том, сколько ей довелось пережить. И решил, что он обязан рассказать о ней людям. Анализ произведения «Матерь человеческая» Закруткина поможет нам понять, что русская Мария - это та же Мадонна. Земная женщина тоже достойна почета и уважения.

Мария теряет всё

События самого произведения «Матерь человеческая» начинаются в сентябре 1942 года. Ночью гремели взрывы, всё вокруг полыхало - шла ожесточенная битва. Мария спряталась от этого ужаса в кукурузе и легла в глубокую борозду на живот. Но долго находиться в таком положении женщине было тяжело, так как она была на первых месяцах беременности. Тогда крестьянка перевернулась набок.

Мария просила у бога смерти, говорила, что больше так жить она не может. Почему же решилась на такой отчаянный шаг будущая матерь человеческая? Анализ следующего эпизода книги поможет разобраться в этом.

Раньше у женщины была семья - любимый муж и сын Васятка, но немцы повесили обоих, а без них Мария не знала, как жить. От отчаянного шага ее спасало то, что она ждала ребенка и не могла лишить его жизни.

Хуторян угоняют в Германию

Много бед натворили в селе фашисты - взорвали новый коровник, сожгли все дома. Теперь они насильно угоняли в Германию тех, кто был еще жив. Из своего укрытия в кукурузе женщина видела, как, поддерживая друг друга, шли старики, женщины несли грудных детей. Стоило кому-то заплакать, запричитать, как подбегал немец и бил прикладом ружья.

Несмотря на это Саня Зименкова - пятнадцатилетняя девушка, - громко кричала, что она не поедет в Германию и не будет там батрачкой. Ее мать пыталась уговорить дочку не шуметь, чтобы немцы не убили, но смелая девушка сказала, что не будет молчать.

Раздалась автоматная очередь, и девочка упала. Когда процессия ушла далеко вперед, Мария вышла из укрытия и бросилась к Саньке. Та была еще жива, но немцы смертельно ранили ее. Утром девочки не стало. Ее похоронила Мария - Матерь человеческая. Анализ книги поможет понять, почему Виталий Александрович так назвал простую русскую женщину.

Колхозное поле

Какие же еще самые лучшие слова можно подобрать, говоря об этой крестьянке, которая кровоточащими пальцами рыла твердую землю, чтобы выкопать могилу для девочки, не оставить ее незахороненной... Да, это Мадонна - Матерь человеческая. Анализ последующих событий поможет в этом удостовериться еще не раз.

Потом Мария нарвала кукурузных листьев, легла на них и забылась тяжелым сном. Она не знала, что за эти 3 часа немцы спалили все окрестные хутора, уцелевших жителей угнали в Германию. Поэтому женщина осталась одна на огромной выжженной территории.

Гонимая голодом и жаждой, она пошла к полям, на которых колхозники сажали свеклу, картошку и другие овощи. Дальше автор описывает молодую женщину. Она была невысокого роста, кареглазая, с веснушками на носу. Согласитесь, совсем не похожа на великую героиню. Но не зря простой крестьянке дал имя Закруткин Матерь человеческая. Анализ ее дел и поступков прояснит мнение автора.

Воспоминания Марии

Лежа на картофельном поле, глядя в небо, женщина вспоминала всю свою жизнь. С малых лет девушка хлебнула горе. Когда ей было семь, белогвардейцы расстреляли отца-коммуниста. В 16 лет она похоронила мать. Мария с юности была труженицей - смогла окончить только 4 класса, так как нужно было работать, трудиться по хозяйству, чтобы прокормиться. Ее будущий муж Иван тоже проучился только 4 года по этой же причине. Однако обоих приняли в комсомол и в колхоз. Значит, односельчане уважали молодых.

Юноша с девушкой поженились, через год у них родился сын Вася. Девушка работала в третьей бригаде дояркой, ее муж - там же, шофером.

Когда началась война, Иван пошел на фронт, но вернулся без руки. Мария утешала его, как могла. Вместе с другими земляками она уходила рыть окопы для советских солдат, чтобы таким образом помочь им.

Потом в село пришли немцы. Сначала они не трогали жителей, но когда кто-то взорвал их машину вместе с офицерами и забрал ценные документы, фашисты начали мстить - повесили Ивана, Феню, которая заступилась за него, и сына Марии. Последней женщины закрыли рот руками, чтобы она не кричала, ведь тогда бы каратели убили и ее.

Потом односельчанки спрятали несчастную в кукурузе, наказали не выходить, пока всё не утихнет. Поэтому Мария осталась жива. Значит, судьбе было угодно, чтобы эта женщина - Матерь человеческая, - не погибла. Ведь кто бы тогда спас столько живых душ, попытался вылечить тяжелораненого противника? Не мстить ему, а проявить сострадание и милосердие. Это смогла сделать она - Матерь человеческая. Анализ произведения расскажет о трагизме следующих событий.

Собака и коровы

Вечером, когда крестьянка пошла к свекольному полю, она услышала хруст сухих веток, испугалась и побежала. Когда женщина оглянулась, то увидела, что за ней устремился некогда злой пес чабана Герасима и 4 коровы, из вымени которых капало молоко. Животные искали спасения рядом с человеком. Недоеным коровам было очень тяжело. Мария решила им помочь. Ведь она была очень доброй, эта Матерь человеческая.

Сначала женщина сдаивала молоко прямо на землю, но потом поняла, что оно поможет ей утолить голод и жажду. Она напоила молоком и собаку, которая с удовольствием приняла угощение, так как была голодна.

Мария попрощалась с животными и пошла снова прятаться в кукурузу, но божьи создания последовали за ней, так как теперь только Матерь человеческая Мария могла их спасти. Так и легли на ночевку: Дружок пристроился рядом с женщиной, а коровы - чуть поодаль. Позже она приютит кур и овец, которые тоже пришли к ней в поисках тепла, еды и заботы. Но не только Матерь человеческая. Анализ произведения покажет, как душевно она отнеслась и к людям.

Вернер Брахт

Мария вспомнила, что они с мужем вырыли надежный погреб, которой хорошо укрепили и даже обмазали стены глиной. В нем был тоннель для хранения картофеля зимой. Она решила обосноваться вместе с животными там, но когда они подошли ближе, собака истошно залаяла. Женщина взяла вилы и вошла внутрь. Там она увидела немецкого солдата, который, не моргая, смотрел на нее.

Сначала женщину охватила ненависть, но, нужно отдать ей должное, Мария смогла справиться с эмоциями и не убила немца за то, что другие такие же солдаты отняли у нее самое дорогое - мужа и сына. Анализ произведения «Матерь человеческая» Закруткина свидетельствует о том, каким великодушием, состраданием отличалась крестьянка. Но эти ее качества пробудились лишь тогда, когда немец закричал по-русски: «Мама». Этот крик пронзил ее сердца и спас раненого солдата, который был еще совсем мальчишкой.

Он был ранен в грудь. Женщина перевязала солдата, дала ему молока. Однако несмотря на все ее старания тот через несколько дней умер. Женщина похоронила этого молодого ещё человека, который не хотел воевать и вот так сгинуть на чужбине.

Мария обзаводится хозяйством

Наступил октябрь, с ним пришли холода. Женщина знала, что нужно готовиться к морозам. Она стала ходить по заброшенным немецким блиндажам и собирать всё, что пригодится. Здесь она нашла светильник, мыло, а самое главное - печку.

Не зря назвал ее Закруткин Матерь человеческая. Анализ этого момента показывает, что, чтобы выжить, спасти скот и будущего ребенка в таких условиях, нужно предусмотреть всё. Без печки женщина бы просто погибла от холода зимней стужей, а с нею - и другие живые души, за которых она теперь была в ответе. Поэтому Мария сняла с мертвого немца сапоги, взяла шинель. До этого она ходила лишь в легком ситцевом платье, которое уже превратилось в лохмотья.

Мария позаботилась и о собаках (к тому моменту их было уже две). Вторая - Дамка, животное казненной врагами Фени. Женщина освежевала тушу убитой снарядом немецкой лошади, мясо убрала про запас, густо посыпав его солью, а собаки обглодали кости, что спасло их от голода.

Снятая с коня упряжь тоже пошла в дело. Мария приладила ее на корову Зорьку, ведь перевозить таким образом вещи было намного легче.

Трудолюбивая женщина

На хуторе был всего лишь один колодец, в него фашисты кинули трупы убитых животных. Конечно, такую воду пить было нельзя, а без нее жить невозможно. Поэтому Мария вычистила колодец. Помогала ей в этом запряженная Зорька. Мария залезла в колодец. Она привязывала проволоку к каждому трупу животного, потом кричала корове, чтобы та шла, и послушная Зорька так и делала. Затем женщина вычерпала плохую воду и вычистила дно.

Позже она переоборудует часть коровника для четырех коров, но там будут жить и 3 лошади, куры, овцы, которых тоже приютит сердобольная хуторянка.

Вот такая она умная, хозяйственная, трудолюбивая - простая русская крестьянка. Анализ повести Закруткина «Матерь человеческая» поможет находить этому всё больше доказательств.

Она придумала и сделала из проволоки некоторое подобие иглы, сшила себе из мешков, найденных в окопах, платье. Мария брала любую вещь, которую находила - носки, рубаху, гимнастерку, стирала всё это в речке, сушила и складывала про запас. Если бы женщина знала, как эти вещи пригодятся детям, которых она найдет.

«Матерь человеческая» - анализ. Дети, которым Мария спасает жизнь

Дальнейшее изучение повести доказывает, что нет предела человеческим возможностям. Мария, дабы не пропал труд колхозников третьей бригады, каждый день ходила убирать кукурузу, подсолнухи, овощи.

В один из таких уже зимних дней женщина услышала голоса в копне сена и увидела семерых детей. Они много дней шли, питались сырым картофелем, который находили на полях. Это были дети из разбомбленного поезда, который вез эвакуированных из блокадного Ленинграда. Из 160 человек уцелело только 7. Мария выходила детей. Сначала она отвела их домой, вымыла, дала молока, постирала вещи, затем стала шить им новые из тех, которые до этого нашла в окопах.

Старшие девочки стали помогать женщине убирать урожай третьей бригады.

Новая жизнь

Анализ повести «Матерь человеческая» можно закончить очень значимым моментом. Когда пришло время, Мария родила сына. Она решила назвать его так же, как и погибшего - Васей, чтобы продолжался род людской, ее семьи, чтобы хоть как-то восполнить горечь утраты.

Правильно автор говорит, что когда женщина произвела на свет сына, ей показалось, будто бы она и тех детей, которых спасла от холода и голода, тоже родила. Теперь стало окончательно ясно, почему назвал ее Виталий Закруткин Матерь человеческая. Анализ повести доказывает, что это перед которой хочется преклонить колени и вспоминать самыми добрыми и прекрасными словами!

Виталий Александкович Закруткин

«Матерь человеческая»

В сентябре 1941 года гитлеровские войска далеко продвинулись в глубь советской территории. Многие области Украины и Белоруссии оказались оккупированными. Остался на занятой немцами территории и затерянный в степях хуторок, где счастливо жили молодая женщина Мария, её муж Иван и их сын Васятка. Захватив ранее мирную и обильную землю, фашисты все разорили, спалили хутор, угнали людей в Германию, а Ивана и Васятку повесили. Одной Марии удалось спастись. Одинокой, ей пришлось бороться за свою жизнь и за жизнь своего будущего ребёнка.

Дальнейшие события повести раскрывают величие души Марии, ставшей воистину Матерью человеческой. Голодная, измученная, она совершенно не думает о себе, спасая девочку Саню, смертельно раненную фашистами. Саня заменила погибшего Васятку, стала частичкой той жизни Марии, которую растоптали фашистские захватчики. Когда девочка умирает, Мария едва не сходит с ума, не видя смысла своего дальнейшего существования. И все же она находит в себе силы для того, чтобы жить.

Испытывая жгучую ненависть к фашистам, Мария, повстречав раненого молодого немца, исступлённо кидается на него с вилами, желая отомстить за сына и за мужа. Но немец, беззащитный мальчик, крикнул: «Мама! Мама!» И сердце русской женщины дрогнуло. Великий гуманизм простой русской души предельно просто и ясно показан автором в этой сцене.

Мария ощущала свой долг перед людьми, угнанными в Германию, поэтому стала собирать урожай с колхозных полей не только для себя, но и для тех, кто, может быть, ещё вернётся домой. Чувство исполняемого долга поддерживало её в тяжёлые и одинокие дни. Скоро у неё появилось большое хозяйство, потому что на разграбленное и сожжённое подворье Марии стекалось все живое. Мария стала как бы матерью всей окружающей её земли, матерью, похоронившей мужа, Васятку, Саню, Вернера Брахта и совсем незнакомого ей, убитого на передовой политрука Славы. Мария смогла принять под свой кров семерых ленинградских сирот, волею судеб занесённых на её хутор.

Так и встретила эта мужественная женщина советские войска с детьми. И когда в сожжённый хутор вошли первые советские солдаты, Марии показалось, что она родила на свет не только своего сына, но и всех обездоленных войной детей мира…

В сентябре 1941 года войска Германии продвинулись вглубь территории Советского Союза. Под оккупацией оказалась большая часть Украины и Белоруссии. Небольшой хуторок, в котором счастливо жили молодая женщина Мария, с мужем Иваном и сыном Васятком также оказался на занятой немцами территории. На захваченных землях немецкие оккупанты все разорили, хутор сожгли, а людей угнали в Германию. Иван и сын оказались среди повешенных, а Марии удалось спастись. Ей в одиночку пришлось бороться за спасение своей жизни и жизни своего будущего ребенка. В этот период раскрылось величие ее души. Мария стала воистину Матерью человеческой.

Она испытывает голод и муки, но совершенно не думает о себе, спасая дочку Саню, которая оказалась смертельно ранена фашистами. Девочка умирает, и Мария практически сходит с ума, потеряв смысл своего дальнейшего существования. Она испытывает огромную ненависть к фашистам, и, встретив молодого раненого немца, кидается на него с вилами, желая отомстить за смерть сына и за мужа. В этот момент молодой немец беззащитно крикнул: «Мама! Мама!». Сердце Марии дрогнуло.

Мария ощущала свой долг перед людьми, которые были угнаны в Германию. Она стала собирать урожай с колхозных полей для себя и для тех, кто, возможно, еще вернется домой. В эти тяжелые дни ее поддерживало только чувство исполняемого долга перед ними. Вскоре у нее появилось большое хозяйство, потому что все животные сбегались на ее подворье. Мария чувствовала себя матерью всех окружающих на земле, матерью, похоронившей мужа, сына, дочь, Вернера Брахта и совсем незнакомого ей политрука, убитого на передовой. Мария приняла на воспитание под свой кров семерых ленинградских сирот, которые волей судеб попали на ее хутор.

Эта мужественная женщина так и встретила вместе с детьми советские войска. Когда первые советские солдаты вошли в сожженный немцами хутор, Мария ощущала, что она родила не только своего ребенка, но и всех детей мира, обездоленных войной.

Сочинения